Когда начинаются песни, Софи утыкается мне в шею. Глубокая, нутряная песня нарастает, близится крещендо. Кацины парами вращаются в такт музыке, понукаемые стариком-кукловодом, который попутно рассыпает во все стороны кукурузную муку.

Рутэнн поглаживает Софи по спине.

– Не бойся, Сива, – говорит она. – Они не причинят тебе вреда. Напротив, они тебя защищают.

Примерно час спустя они перестают танцевать и, позвякивая, направляются к груде подарков. Буханки свежего хлеба летят к людям на крышах, катятся арбузы, брызжут фонтаны винограда, воздушной кукурузы и персиков. Недавно овдовевшей Вильме достается самая большая корзина фруктов.

Наконец они раздают подарки детям. Мальчики получают луки и стрелы, вложенные в полые рогозы и обернутые листьями кукурузы; для девочек приготовлены куклы с можжевеловыми веточками. К нам подбегает вспотевший танцор и протягивает двух кукол-кацин с иссушенными на солнце лицами: одну дочке Вильмы, другую Софи. Когда он опускается перед Софи на колено, она отскакивает, испугавшись ярких мазков на маске и острого запаха пота. Он качает резной головой, и в следующий миг ее пальчики уже сжимают куклу.

Мне кажется знакомой его грация, плавные линии тела. Зачарованно следя за ним, я прикидываю, не может ли под этой маской скрываться Дерек – племянник Рутэнн, плясун с обручами, которого мы повстречали в Фениксе.

– Это не…

– Нет, – отвечает Рутэнн. – Сегодня – нет.

После кацины выстраиваются в две колонны и уходят е площадки длинной волнистой линией. Облако как будто следует за ними.

Рутэнн прикасается к Софи, крепко вцепившейся в новую куклу, прижимается щекой к ее макушке и смотрит им вслед.

– Прощай, – говорит она.

Проснувшись на следующее утро, я вижу Софи, безмятежно спящую под боком у Греты. Рутэнн нет. Я на цыпочках выхожу на улицу и вижу мужчину, который подбирается к привязанному на крыше орлу – смотрителю обряда. Птица отчаянно бьет крыльями, но веревка не дает ей взлететь. Мужчина что-то тихо бормочет, осторожно подступая к орлу, пока не оказывается достаточно близко, чтобы набросить на него одеяло.

Из соседнего дома выходит женщина, и я обращаюсь к ней:

– Он что, хочет украсть птицу? Мы должны ему помешать!

Она качает головой.

– Этот орел, Талатави, наблюдал за нами с мая – следил, чтобы мы все сделали правильно. Теперь ему пора уходить.

Женщина рассказывает, что Талатави поймал ее сын, которого отец опустил на веревке в гнездо на утесе. Имя орла в переводе означает Песнь Восходящего Солнца, и после того как ему дали имя, он стал членом их семьи.

Я жду, пока ее муж отвяжет птицу: хочется посмотреть, как орел улетит. Но мужчина только все крепче сжимает одеяло…

– Он его убивает?!

Женщина вытирает слезы. Орла, рассказывает она, посыплют кукурузной мукой и выщиплют у него почти все перья, которые пойдут на амулеты и обрядовые атрибуты. Труп Талатави похоронят вместе с дарами кацин, после чего он отправится к духам и доложит, что хопи заслужили дождя.

– Это все на благо, – говорит она дрожащим голосом. – Но от этого не легче его отпускать.

Из дома выскакивает Вильма.

– Вы ее видели?

– Кого?

– Рутэнн. Она пропала.

Зная Рутэнн, рискну предположить, что она отправилась обследовать мусорные кучи, разбросанные по всей резервации. Вчера, пока мы шли к Сиполови, она рассказала мне об одном веровании хопи: они считают, что все поломанные или изношенные вещи нужно возвращать земле, а потому не уничтожают и не перерабатывают отходы. Когда же ты умрешь, то получишь назад все, что при жизни сломалось или износилось.

Я тогда еще подумала, распространяется ли это правило на человеческие чувства.

– С ней наверняка все в порядке, – говорю я Вильме. – Вернется, глазом моргнуть не успеете.

Но Вильма заламывает руки.

– А если она заблудилась? Я не знаю, сколько у нее осталось сил.

– У Рутэнн-то? Да она в триатлоне участвовать может. И притом победит.

– Да, но это было до химиотерапии…

– До чего?

Вильма рассказывает, что когда Рутэнн поставили диагноз, то она пошла к местной врачевательнице. Но болезнь прогрессировала слишком быстро, и ей пришлось обратиться к традиционной медицине. Рутэнн говорила Вильме, что я вожу ее в больницу, вот только я ни в какую больницу ее никогда не возила. Она даже не упоминала, что у нее рак.