– Участок его я не помню, – твердо заявила тетенька.

– Может, у вас номер его записан?

– Нет. И не записан, – отрубила хозяйка.

Арсению вдруг почудилось какое-то шевеление в доме. Скрип половицы, что ли.

– Сама я, – проговорила Анфиса Сергеевна, – когда там, на Котляковском-то, бываю, место Ильи Валерьевича глазами нахожу. А тебе рассказать, где он лежит – нет, не сумею.

Голос тетеньки (показалось Арсению) зазвучал чуть громче, чем раньше. Может, она тоже заслышала шум в доме и захотела заглушить его? Или Арсению показалось?

– А Илья Валерьевич ведь в результате несчастного случая погиб? – продолжил выспрашивать Сеня, прилежно играя роль комсомольского пустоголового балбеса.

– Да. Утонул он. На рыбалке, – нехотя процедила хозяйка.

«Что за пакостная тетка! – выругался про себя Арсений. – Клещами из нее все приходится тянуть!»

– И он работал последние годы персональным водителем у товарища Капитонова?

– Ну, работал, – хмуро согласилась тетенька.

– А товарища Капитонова, кажется, убили? И с женой даже вместе?

– Ну, убили. Дальше что? Чего это ты все выспрашиваешь?

Арсений видел, что Анфиса явно не расположена отвечать, однако не мог придумать другого способа разговорить ее, кроме как переть напролом. В дом она не приглашает, от расспросов цепенеет… Что ему еще оставалось делать? Только импровизировать на ходу.

– Я ведь почему спрашиваю… Понимаете, – быстро-быстро заговорил Арсений, – у нас на автобазе имеется музей, а в нем есть уголок, посвященный видным деятелем партии и правительства, которых обслуживал наш коллектив. И в нем, в музее, имеется стенд, посвященный Егору Ильичу Капитонову, – он продолжал нести ахинею, – поэтому я, от лица комсомольской организации, был бы вам очень благодарен, уважаемая Анфиса Сергеевна, за любую информацию об этом замечательном человеке – Капитонове, то есть… Вот я и интересуюсь: рассказывал ли вам что покойный супруг о нем? В частности, о том, как тот скончался? Ваш супруг с ним, считайте, практически рядом был до самой кончины?

В доме, за закрытой дверью, Арсению опять послышался какой-то шум: вроде бы чье-то сдерживаемое дыхание… А потом звяканье… Или это у него от деревенской тишины в ушах звенит?

– Да что ты тут все вынюхиваешь! – взорвалась хозяйка. А потом вдруг потребовала безапелляционно: – Документы свои покажи.

К такому повороту событий Челышев был не готов.

«Эх, не убедил я тетку, – с досадой подумал он. – Не разговорил».

– А-анфисочка Серге-евна, – протянул он, разводя руками, будто глубоко обиженный ее недоверием.

Медленно полез в карман за паспортом – а что ему еще оставалось делать? Протянул ей документ. Тетка взяла его краснокожую паспортину, раскрыла. Прочитала, беззвучно шевеля губами, фамилию – имя – отчество. Вдруг лицо ее исказилось недоверием, недоумением, страхом. Она перевела взгляд на Арсения. Вид у нее был такой, будто она узрела восставшего из гроба. Губы ее тряслись.

– Ч-че-лы-шев… – прошептала она. Арсению показалась, что она вот-вот грохнется в обморок. Вдруг дверь дома с шумом распахнулась. Распахнулась изнутри.

– Шепчетесь!! – заорал кто-то бешеным голосом. – Сговариваетесь!!

На пороге возник небритый человек. Лицо его было искажено одновременно и злобой, и страхом. Глаза вылезли из орбит. Челышев отшатнулся и увидел, что мужик – бледный, опухший, в одной майке – держит в руках двустволку.

– Продать меня решила! Шепчется!… Продать, гадина, решила! – заорал мужик, и вдруг, даже не вскидывая ружье, пальнул из одного ствола в сторону Анфисы Сергеевны. Дернулась двустволка, из дула вылетел вихрик раскаленных газов – но за секунду до этого Анфиса кубарем покатилась вниз. Она полетела по ступеням сквозного крыльца в сторону огорода.

Звук выстрела громко ударил по ушам, далеко разнесся по опустевшей деревне.

Откуда-то снизу, с земли, на одной отчаянно-испуганной ноте закричала хозяйка: «А-аа-аа!»

Мужик повернул ружье в сторону Челышева. Держал он его от бедра, как в боевике. Дуло уставилось прямо в живот Арсению. До него была пара метров. Если мужик выстрелит – это верная смерть. А бешеные, безумные глаза его не оставляли никаких сомнений в том, что через секунду он выстрелит.

Арсений не раздумывал. Тело его, натренированное лагерными драками, само решило, что делать. И выбрало единственный возможный в ту секунду вариант – хотя никогда еще Арсению не доводилось стоять под дулом ружья. Перед лезвием ножа – да, приходилось, а вот перед пулей в первый раз.

Арсений быстро оперся обеими руками сзади на перила крыльца. Затем подпрыгнул – и ногами ударил мужика в грудь. Это движение заняло секунду.

Тело нападавшего от удара дернулось назад. Ружье пошло вверх. И в этот же миг раздался выстрел. Удар, вспышка на секунду обездвижили Арсения. А еще через секунду он понял, что невредим. Пуля ушла вверх.

И Арсений вдруг с необыкновенной, ослепительной ясностью (которая бывает только в моменты крайнего напряжения и опасности) увидел, что творится вокруг него: