Шрифт:
Пятиэтажка, где жил шофер, оказалась «хрущовкой» улучшенной планировки – не из панелей, а из кирпичей. Кажется, такие строили на рубеже семидесятых, во время короткого всплеска, когда осуждали архитектурный «волюнтаризм».
Сеня не спеша поднялся на третий этаж. Вот и квартира двенадцать. Слегка облупленная дверь с глазком.
Арсений прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Мертвая тишина царила в квартире.
Сеня позвонил. Звонок резко протрещал внутри, но открывать никто не думал. Ни единого шевеления не донеслось из-за двери.
Арсений нажал на кнопку еще и еще раз. И опять – никакого результата.
Обидно. Никого нет дома. Придется приезжать еще раз. С досады он забарабанил в дверь кулаком.
– Зря стучишь, – раздался голос с лестницы.
Арсений обернулся. Перед ним стояла старушонка – из тех, что звались «народными мстительницами»: оккупантка лавочек, домашняя шпионка, вечно ушки на макушке. В руках старушенция держала сетку, где болтались два пакета молока и две «чебурашки»: водки, разлитой в бутылочки из-под «пепси-колы».
– А почему это зря? – дружелюбно спросил Арсений.
Он понимал, что со старухой подобного рода надобно вести себя максимально доброжелательно. Такие бабули многое знают и бывают полезны доморощенным сыщикам вроде него.
– Нету их, – прошелестела старуха.
– А что, переехали Валентиновы?
– А ты кто им будешь?
Арсений знал, что такие пенсионерки – шпионки по призванию. Они обожают собирать информацию. Любую. Они прямо-таки питаются ею. Хорошо бы выдать бабке какую-нибудь качественную сплетню – тему для информационного сообщения на приподъездном коллоквиуме. Тогда она, в знак благодарности, может, и взамен чего-нибудь расскажет. Например, всю жизнь и судьбу шофера Ильи Валентинова.
– Я кто? – на секунду помедлил Арсений. – Та я родственник их с Тимашевска, – выдал он на ходу придуманную версию. Для правдоподобности вернул в речь почти забытый южный акцент. – Троюродный племянник их.
– Чей племянник? – прищурилась старуха. – Анфисы али Ильи?
– Ильи Валерьевича.
– А чего ты к ним? В гости приехал?
Допрос продолжался. Старуха так и буравила Арсения глазками.
– Та я на пару дней. Перекрутиться, переночевать.
– А где ж вещи-то твои?
«Вот ведь дотошная бабка, – подумал Сеня. – Ей бы в следователи, моему Воскобойникову в помощники».
– Та я на вокзале их оставил, на Курском, в камере хранения. На Север я завербовался, на нефтянку. В поселок Радужный… Ну, и вся бригада-то моя, что с Тимашевска, улетела туда, а я пневмонией заболел… Вот теперь ребят нагоняю… Та билетов на самолет нет, местов в гостинице тоже нет, я и думал у Ильи Валерьевича перекантоваться…
– А ты кто, парень, по специальности-то будешь? – лукаво прищурилась бабуся. – Шофер? Или буровик?
«Э-э, бабка, – усмехнулся про себя Челышев, – меня на такой понт не возьмешь. Какой из меня шофер или буровик – ручки-то за полгода в Москве снова беленькими стали, чистенькими…»
– Техникум я окончил. Мастером меня на Север взяли.
Кажется, бабка удовлетворилась допросом. Челышев дал ей материал не просто для выступления перед подругами, а для расширенной информации. Приезжал, мол, к Валентиновым парень, из Тимашевска, на Север он мастером едет на нефтяную вышку – приехал-то он к ним, да не знал что… В расспросах бабули явственен был вот этот самый подтекст: приехал бедолага в гости к дядюшке, а тут… А что, собственно, тут? Пора бы бабке и своими сведениями поделиться. Кви про кво, как говаривал следователь Воскобойников.
– А ты давно дяде-то не писал? – с подвохом спросила старуха.
– Изрядно, – вздохнул Арсений. – Лет уж пять.
– Да, нехорошо… – протянула бабка и торжествующе возгласила: – Нету тут твоего дяди.
– Что: переехали они? – простодушно спросил Арсений, хотя в сообщении бабки явственно слышалось нечто иное, зловещее.
– Пропал он, – шепотом известила старуха.
– Как пропал?
– А вот так. На рыбалку пошел – и исчез.
Глазами-бусинками старушенция настороженно отслеживала реакцию Сени: чтоб ничего не упустить, чтоб обо всем рассказать сегодня же товаркам по информационному агентству ОБС – «одна бабка сказала».
– Да что вы?! Давно? – Арсению и разыгрывать удивление не пришлось: он был поражен сверх меры.
– Да года четыре тому как, – торжествующе известила старуха.
– Четыре?!
– Да! В восемьдесят пятом годе это было. А ты, чего ж, племяш, и не знал ничего?
– Та нет… Не переписывались они с моим отцом-то… Адрес вот только друг дружки знали… Как же пропал-то?! Не могу поверить…
– А пошел он однажды с утра на рыбалку… – завела свой рассказ старуха. Удивление Арсения она восприняла как прямой вопрос.