«Нас никто, никогда не разлучит?»

На башне загудел колокол…»

Я стоял и смотрел в темноту, где-то рядом с потолка капала вода… На меня напало странное оцепенение, к горлу подкатила тошнота. Наверное, если бы я был сейчас в крипте, то лёг бы на пол и лежал не шевелясь, пока приступ дурноты не прошёл бы сам собой. Но тут, в подвале, по колена в воде мне суждено бродить, пока остаются силы, а потом... Помню, я подумал, что хорошо бы это «потом» настало поскорее. Я очень устал и почти смирился, когда… Или это игра воспалённого воображения? Вдалеке послышался знакомый напев.

У чёрного всадника душа – ледяная глыба.

Но и после свадебного пира я не буду его женой.

Наверное, так лишаются рассудка. Где-то рядом маленькая Трудхен выводила тоненько куплеты. Двинувшись на голос, я не задумывался над тем куда бреду и сколько коридоров оставил за спиной. Я следовал за ним – едва слышным детским...

Моё сердце на веке принадлежит другому

И неприкаянной, мне долго скитаться в Красных Горах

Если после какого-нибудь изгиба мелодичный мотив стихал, я возвращался обратно и так опять – всё дальше, и дальше. Как будто мы играли в «холодно – горячо». Но вот, свернув из ровного коридора в какой-то кривенький, тесный, мне удалось продвинуться шагов на двадцать, когда голос внезапно умолк. Я подождал, однако ни один звук, кроме шуршания моей одежды, не нарушал более безмолвия. Шаг вперёд – вытянутые руки упёрлись в стену. Снова тупик?! Нет, на уровне плеча пальцы нашли дыру, вроде неглубокой полки. Так и есть – полка… Пальцы соскользнули вниз. Ниша? Крестообразная ниша!

Я почти бегом ринулся назад, сшибая плечи о камни. Вот и «прямой» туннель! Я спотыкался, меня шатало от стены к стене… Ступени! Винтовая лестница! Один оборот… Ещё… Господи, свет! Я с разгона не думая о боли ударил локтем в неплотно закрытую дверь и, щурясь после темноты, ввалился в цейхгауз. У стеллажа стояла Трудхен.

– Мой Бог! Ты опять меня напугал, – её взгляд выражал непритворное удивление. – Думала это призрак…

Действительно, я наверное мало отличался от привидения, хотя и провёл в подземелье не в пример меньше времени.

– Если бы не твоя песенка, пожалуй у меня были бы все шансы составить ему компанию, – попробовал отшутится я.

– Я не пела! Отец не разрешает шуметь у бочек с вином.

Девочка сказала правду, я только здесь сообразил, что всё равно не услышал бы её голосок, находясь в нижнем подвале. Что ж, ещё одна загадка… А, может я уже знал ответ? Так или иначе, мне не хотелось в тот момент занимать этим голову.

– Который теперь час?

– Начало восьмого.

Значит ещё есть время. Я с удовольствием, полной грудью, вдыхал свежий воздух. Снаружи щебетали птицы, из-за стены доносилось мерное ворчание – кто-то в каретном сарае проверял двигатель… Вот мотор заревел, перед цейхгаузом на своём «девятьсот одиннадцатом» лихо развернулась фрейлейн Ангальт. На сидение рядом с ней плюхнулся верзила-кузнец. Хлопнула дверца, машина с визгом снялась с места и исчезла за воротами.

Так что, ключ всё же нашли? Ну и прекрасно! У меня словно груз свалился с души. Я подмигнул Трудхен и в наилучшем настроении поднялся в спальню, чтобы привести себя в порядок.

На моём столе валялся распиленный, изуродованный золотой пояс.

Ночью мне не спалось, мрачные мысли не давали забыться. Не секрет – барон самолюбив, к тому же суеверен и страшно боится возвращения родового проклятия. После бегства подруги, моя персона и так не вызывала у него прилива положительных эмоций. А утрата фамильной реликвии (уверен, уже сегодня заставившая беднягу шарахаться на другую сторону улицы, при виде, идущих на встречу школьниц), вообще грозила мне, как понял я из разговора с поверенным барона, обвинением в вандализме и порче объектов культурного наследия, каковое, не только поставит жирный крест на моей карьере историка, но может обернуться, пусть и небольшим, но реальным тюремным сроком. Я ворочался с боку на бок. Надомной на чердаке, поскрипывая половицами, бродила Та, которой нет покоя. За время, проведённое в замке, я почти привык к её лёгкой поступи и цветочному аромату то здесь, то там появлявшемуся в старинных палатах. Сейчас, воспоминание о шафране вернуло мои мысли к загадочному пергаменту. Что Гертруда пыталась сказать мне? Какую тайну хранит заложенная ниша цейхгауза (в том, что именно её изображение отмечено на листе, выпавшем из судебного сборника – сомнений у меня не было)? Пожалуй, это подходящее место для сокровищ сумасшедшего Отто (я не забыл рассказ фрейлейн Эвы о дяде нынешнего барона) и если мне удастся их отыскать… Да, это кардинально изменило бы ситуацию. Но как отодвинуть стеллаж и пробить перегородку не привлекая всеобщего внимания? Рассчитывать на помощь управляющего не приходилось. Он крепко держался за место и мне запомнилось выражение его физиономии, когда после короткого объяснения с бароном, я услышал на другом конце провода манерно-грассирующее: «…я по-одумаю, как посту-упить с вами. Позовите, пожалуйста, к аппагату госпо-одина Штега» и передал трубку старику. Нет, он, конечно, и слушать не захочет о том, чтобы нанести вред очередному «объекту культурного наследия». Единственный союзником, на чью поддержку я мог положиться без колебаний – маленькая Трудхен. Завтра девочка пойдёт на озеро вместе со стряпухой. Значит и управляющего не будет в замке. Если уговорить малышку, под каким-нибудь предлогом, сбежать от старухи, у нас останется в запасе час или чуть больше. Этого времени не достаточно, чтобы вернуть всё в прежнее состояние, но победителей не судят. Правда Трудхен может заартачиться. С момента нашей размолвки, мы почти не разговаривали, но потом, когда всё утрясётся, я свожу её в город. Накормлю мороженым до отвала, покатаю на карусели…

Сразу после завтрака я приступил к делу, подозревая, что идея проломить где-либо стену сама по себе слишком большой соблазн для девочки (вообще, об этом не худо бы спросить фрейлейн Эву – знатока психологии подростков). Но, так или иначе, Трудхен согласилась не раздумывая. Я даже не успел заговорить о мороженом.

– …только сперва поцелуй меня как в прошлый раз.

– В какой это «прошлый»?

– А тогда, на галерее. Ты что, забыл?!

– Да, нет. Почему?

Девочка зажмурилась, подставив мне лицо и я от души чмокнул её в хорошенькие, плотно сжатые губки. Я опасался, что Трудхен опять убежит, но вместо этого она прыгнула мне на шею, неловко прижавшись острыми ключицами.

– Никому тебя не отдам!

– Иди, а-то кухарка рассердится…

Трудхен вздохнула, но пошла. Штер тоже не показывался, видимо уже дежурил в шалаше. Значит – можно было начинать, однако ждать мне пришлось ещё очень долго и я даже встревожился, но вот малышка влетела в ворота замка, держа в руках какие-то тряпки.

– Я стя-стянула её шмотки. Пусть… пусть поплавает часок-другой, правда? – девочка задыхалась от быстрого бега, серые глаза сияли восторгом.

– Правда, – что оставалось мне сказать?

– Ну, вперёд!

Вдвоём мы сравнительно быстро освободили стеллаж, а вот отодвинуть его от стены оказалось нелегко, всё же, использовав лом в качестве рычага, мне удалась и эта, на первый взгляд невыполнимая, задача. О том, как вернуть стеллаж на место я даже и не думал. Во мне проснулся азарт искателя. Выбрав наиболее подходящий участок кладки, я принялся долбить перегородку ломом и скоро проделал в ней небольшую дыру. В лицо пахнуло сухой пылью подземелья.

– А, вдруг кто-нибудь сторожит древнее сокровище? – прошептала Трудхен, опасливо заглянув в пробитое отверстие.