Оставшийся позади Нед наблюдал за ее отбытием под шорох испачканных юбок. Он достал из-за спины руку и развернул запачканный кровью носовой платок, который крепко сжимал в ладони.

— Капитан, что с вашей рукой? — охнув, воскликнула Дженни Пиклер. — Вы поранились?

Он оглянулся и заметил девушку и ее покрасневшего ухажера.

— Что? А, это… Я пытался сдержать непреодолимую потребность доказать свою… дружбу одному человеку.

— Дружбу? — эхом повторила Дженни Пиклер, которую привела в недоумение странная интонация, с которой он произнес это слово, и озаботил вид пораненной ладони Неда.

— Конечно, некоторые нашли бы другое название этому чувству — назвали бы его, скажем, страстью, — но леди, которую я очень высоко ценю, сказала мне, что на самом деле это не то, что я чувствую, и я не стал с ней спорить.

— Капитан, — сказала Дженни Пиклер, — я вас не поняла.

— Конечно, нет, мисс Пиклер, — спокойно сказал он. — Она тоже не поняла. — Он перевел взгляд на переминавшегося с ноги на ногу юношу за ее спиной. — Ради Бога, Пип, поправь свой шейный платок.

И, поклонившись Дженни Пиклер, Нед ушел.

В тот вечер Лидия рано легла спать, но заснуть не могла. Ее одолевали самые противоречивые мысли: то о призрачной перспективе счастья с Недом, то о потенциальной возможности изоляции и одиночества.

Она беспокойно вертелась в постели. Что ей теперь прикажете делать? На какие повороты судьбы надеяться? Она пока не знала. Весть о том, что семья Неда обанкротилась, глубоко потрясла ее. Она воспринимала его богатство как нечто само собой разумеющееся, а потом влюбилась в него. Разве могло быть по-другому? В нем сосредоточилось все, что вызывало ее восхищение, все, что она уважала. Его аристократизм был подлинным, а не ограничивался приобретенными манерами. То, что он видел и делал, было важным и достойным. Его мужественность была истинной, а не показной. Он имел все, что она хотела… кроме богатства.

Она села в постели, плотно закутавшись в одеяло, и, положив подбородок на колени, уставилась в темноту. Может быть, нужно было сказать Неду, что отсутствие у него денег для нее не имеет значения, и надеяться, что он чувствует то же самое? Это было бы ложью. Не так ли?

Даже если бы он тоже любил ее и предложил выйти за него замуж, как ей следовало бы поступить тогда? Бросить все, что у нее было? Своих друзей, свое положение в обществе, свой образ жизни? Бросить на произвол судьбы свиту слуг, ремесленников и мастеровых, зависевших от нее? Хотя забота о них, быть может, не проявлялась непосредственно, ее тоже нельзя было сбрасывать со счетов.

Она не знала никакого другого образа жизни. Пребывание в Уилшире заставило ее многое понять. Изоляция и одиночество заставили ее осознать, что со смертью родителей она потеряла всех, кто заботился о ней, и утратила все свои связи с миром. Именно поэтому судьба Эмили так глубоко тронула ее. Этим объясняется также тот факт, что, после того как Элинор привезла ее в Лондон, она принялась собирать нечто вроде семьи, причем делала это с энтузиазмом, который мог бы показаться забавным, если бы не вызывал жалость.

Она снова прилегла на постель, свернувшись калачиком. Если бы она вышла замуж, не думая о богатстве или положении, то была бы вынуждена надеяться на то, что муж обеспечит ей необходимые эмоциональные связи, создаст ощущение, что она для него очень важна, что она ему абсолютно необходима. Что он ее любит. А вдруг Нед не смог бы обеспечить ей это? Что, если он, как предполагал Чайлд, был не способен испытывать к ней такую страсть, как хотелось бы ей?

А что, если мог бы? Она замерла в восторге от этой возможности, пока не вмешался холодный разум. Разве можно пойти на такой риск?

Он обременен обязательствами, такими же неотложными, как у нее. Все ее размышления ни к чему. Неду нужна богатая жена, а ей требуется богатый муж — и дело с концом.

Некоторое время спустя, вскоре после того как Лидия наконец крепко заснула, ее разбудил осторожный стук в дверь. Приподнявшись на локтях, она огляделась. За окнами спальни было темно. Еще не рассветало.

— Леди Лидия? — услышала она шепот своей служанки сквозь чуть приоткрывшуюся дверь.

— Входи, — сказала Лидия, садясь.

Дверь бесшумно открылась, и вошла последняя оставшаяся служанка из некогда многочисленного штата прислуги Лидии. Она была полностью одета, и единственным признаком того, что она не бодрствовала всю ночь, была небрежно заплетенная коса вокруг головы. В руке она держала зажженную свечу.

— В чем дело, Печ?

— Это миссис Марчленд, миледи. Она внизу и желает видеть вас. Она ждет вас в утренней гостиной.

Сара? Здесь? Лидия спустила с кровати ноги, и служанка, торопливо схватив ее халат, лежащий в изножье кровати, держала его раскрытым, чтобы надеть на Лидию.