Шрифт:
Как, впрочем, и обращение "юноша".
"Считаете меня выскочкой? Юнцом, слабаком? Но тогда уж позвольте и мне считать вас всех лишь ископаемыми, забывшими истинную глубину мышления и высказывания!" – Может быть, – заговорил Хордакк, цепко удерживая нити беседы и не давая остальным риллу шансов открыто высказать своё недовольство чужой дерзостью, – ты считаешь себя вправе говорить от имени своего отца?
– Нет. Эту честь я охотно оставлю за Гаргленз. Меня назвали сыном Сьолвэн? Что ж, я охотно послужу её герольдом. Если почтенное собрание не пожелает выслушать мою мать через более близкое к ней существо.
– О ком ты говоришь?
– О ней.
Манар шевельнул Тихими Крыльями, и глазам властительных предстала Сьолвэн Мать – то из её обличий, которое Рин когда-то увидел впервые, лёжа в "родильном бассейне".
– Вы можете говорить с Ангелом, как с моей матерью, частью которой она является.
– Периферийное тело?
– Именно.
– Почему же Мать не явилась лично?
– Она могла бы. Но в данный момент это оказалось бы слишком… сложно.
– Положим. А как насчёт других заинтересованных лиц?
– Мы тоже здесь, – объявил Рин.
По рядам риллу прокатилось сложное движение. Резко возросли в числе и качестве заклятия – защитные, атакующие и комбинированные. Поменяли свою конфигурацию Тихие Крылья…
В том числе – Крылья Манара, которыми он прикрыл Рина и Схетту. Нельзя сказать, что получившийся "зонтик" отличался непробиваемостью, но этого и не требовалось там, где риллу желал продемонстрировать, на чьей стороне выступает.
– Приветствую всех собравшихся, – объявил высший. В голосе его не прозвучало какой-то особенной Силы – только проникновенность ламуо.
– Присоединяюсь к приветствиям, – обронила Схетта. И вот в её-то голосе Силы хватало: Хоровод Грёз сообщил ему раскатистое величие, воспроизвести которое не смог бы никто иной, включая властительных.
– Вот как, – сказал Хордакк. Ответить на приветствие он и не подумал. – Следует ли нам ждать ещё кого-то?
– А вам мало собравшихся? – поинтересовался Манар.
– Я был бы рад никогда не видеть и кое-кого из уже явившихся, – вклинился Улло Меч.
Хордакк прибавил в размерах – и в насыщенности окружающих его энергий, без того опасно близких к предельным.
– Я вижу, – сказал он, – что Теффор воистину утратил статус властительного. В его домене слишком много самостоятельных… существ. И вижу, что слишком мало делается для ограничения этой… самостоятельность.
Рин коротко засмеялся.
– Если бы я чуть меньше уважал оратора, – молвил он, – я бы мог подумать, что за властительного Хордакка говорит его страх.
– Ты забываешься, смертный! – рявкнул Улло. Одновременно Энвери Демонобоец бросил:
– Лай из-под чужих Крыльев!
– Манар, – сказал высший.
– Учитель!
– Уж ты-то знаешь, что я не беззащитен.
С заметной неохотой сын Сьолвэн свернул Крылья так, чтобы они защищали лишь его и Ладу, оставив Рина со Схеттой без какого-либо видимого прикрытия.
– Глупо, – повторила Глеанх.
– Надо полагать, ты уверен, что сумеешь вынести тяжесть нашего гнева? – спросил Хордакк.
Рин ответил:
– Если тебе интересно, в чём коренится моя уверенность, спроси у ручного Видящего, которого привёл Логашт, чем закончится попытка убить меня и мою жену.
– Что ж, спрошу. Логашт?
– Эти смертные не выдержат прямого удара, но покинут опасное место до того, как будет нанесён удар. Таким образом, убить их нельзя.
– Очень интересно. Значит, – Хордакк вновь обратился к Рину, – ты способен предвидеть наши действия? Без помощи Видящих, собственным пониманием?
– Да.
– И как ты приобрёл такую полезную способность?
– Она открылась при изучении моей Силы. У друидов я учился и у хилла тоже, но вот Видящие уроков мне не давали… если вас интересует именно это.
– Очень интересно, – повторил Хордакк.
– Очень опасно, – громыхнул Ротарэн. – Этот смертный явно перешёл предел дозволенного ему подобным. А если его ещё и убить нельзя…
– Зато можно убить кое-кого другого, – прошипел Улло Меч.
Тень вокруг Рина внезапно разрослась, наливаясь гневным багрянцем. А за плечами Схетты поднялись изломанные, мучительные для прямого взгляда контуры Крыла Кошмара.
– При всём уважении должен напомнить, – сказал высший, оставив вкрадчивость ламуо– сказал так, словно сама первородная тьма использовала его, как рупор, – что даже бессмертные являются уязвимыми.