Гуано действительно копилось долго и оказалось на редкость вонючим.

Началось всё с мелочей, как оно всегда бывает. Проводя исследования в области зелёной магии (конкретно говоря – вирусно-фармакологической алхимии), один из слишком талантливых учеников Гуллеса искал средство, уменьшающее агрессивность. А создал препарат, избирательно гасящий волю. Полностью и вообще.

Точнее говоря, не на препарат даже, а культуру вируса. Правда, изобретение это работало только с людьми или достаточно близкими к ним по строению нервной системы высшими млекопитающими – например, собаками, для которых оно, собственно, и создавалось… но зато работало с гарантией.

На уровне физиологии дрянь, маркированная изобретателем как штамм Д-17, блокировала строго определённые центры и нейронные цепочки в мозгу. А на уровне ауры – аккуратненько так перекрывала проективные области, отвечающие за проявления свободной воли.

Причём побочных последствий – самый минимум. Идеальная избирательность.

Память оставалась в неприкосновенности. Сохранялись в полном объёме все навыки. Даже эмоциональная сфера почти не страдала, даже мышление – в части оперирования готовыми алгоритмами – оставалось таким, как было. Усваивать новую информацию и нарабатывать новые умения обработанные могли по-прежнему. Как выяснилось впоследствии, у некоторых людей, обработанных Д-17, обучаемость даже увеличивалась, потому что всякие "не могу" и "не хочу" утрачивали силу.

Другое дело, что прогресс в магии штамм останавливал: слишком многое здесь зависит от творческих способностей, от хрупких взаимосвязей, блокировать которые (как, впрочем, и простимулировать) может даже перемена погоды. Какое уж там творчество, если обработанный не мог не то что рубаху в жару снять – кружку с водой к губам поднести без приказа! Так и умирал от жажды, сидя рядом с этой чёртовой кружкой. Д-17 обрубал всякую связь между внутренней мотивацией и совершаемыми действиями. Хотя с внешней мотивацией (то бишь исполнением приказов) всё оставалось в полном порядке.

Будь препарат чисто химическим, его действие со временем прекращалось бы. А будь он чисто магическим, жертву можно было бы вернуть к норме контрмагией. Как говорится, если один кузнец закуёт раба, другой может его расковать. Однако дело в том, что комплексное воздействие алхимического яда подкреплялось штаммом, фиксирующим произошедшие изменения – и вот уже после этого возврат к норме становился невозможен. Так человек с перебитым позвоночником больше не может ходить сам.

Айса-то я к норме вернул, но его волевые центры ещё не были уничтожены, всего лишь подавлены. К тому же я воспользовался для "исцеления" отнюдь НЕ магией…

Кстати, к вопросу об обнаруженном нами трупе с сожжённым лицом. Его убили не при помощи экзотического и дорогостоящего жезла. Айс ошибся, но ошибся вполне простительно. Бедняга, которого мы нашли, был убит одним из лишённых воли – из числа тех, чьи действия по причине давности превращения не несли уже совершенно ничего личного. Автоматизировались полностью и окончательно.

Но я снова забегаю вперёд.

Итак, ученик Гуллеса изобрёл штамм Д-17. Испытал его на собаках, вполне удачно. Потом спонтанно, без продуманного плана, испробовал его на своём отчиме, пьянице и поганце. Пить отчим бросил. Да и характер его более значения не имел, ибо лишился он характера своего. Только вот – эх, жалость-то какая! – всего через полторы декады подопытный пропорол ногу и оттого скончался. Вообще-то ранка была пустяковая, но за два часа из неё, расположенной в неудобном месте, натекло достаточно, чтобы прикончить лишённого собственной воли. Которому наказали: работай! – и не успели отменить наказ. Чертовски странная получилась смерть.

После этого ученик решил пойти к венре Гуллесу с повинной, но в ночь перед разговором этот непризнанный гений додумался до иерархического вербального программирования. То бишь переоткрыл законы робототехники Азимова. Окрылённый, он возомнил, что откровенничать с начальством не обязан, но способен незаметно подсунуть ему Д-17. Хе-хе. Закончилось дело закономерно: после мастерски проведённой подмены бокалов ученичок сам отведал своего зелья.

Гуллес немного удивился, когда "отравленный" не упал в корчах, не заперся в туалете и даже не покрылся фиолетово-зелёными пятнами. И удивился гораздо сильнее, когда ученик честно ответил на его вопросы. А потом пришёл в тихий восторг от открывающихся перспектив. Забрав у безвольного лишенца листок с примерным планом перепрограммирования, на ходу кое-что в нём поменял (например, переставил нужды самосохранения из второго в третий эшелон, а выполнение приказов – из второго в первый).

И без лишних душевных терзаний применил к изобретателю.

Вообще с иерархическим вербальным программированием всё оказалось не так просто. Это Азимову было вольно ограничиться в своих теоретических построениях формулировками всего трёх Законов и вообще никак не разграничивать на категории такое непростое комплексное понятие, как "люди". А вот на практике, да ещё применительно к живым существам…

Для роботов, может, и не требовалось разграничивать разумных на категории. Хотя вряд ли владелец персонального механического слуги был бы доволен, если бы тот по дороге в магазин готового платья приостановил исполнение хозяйского приказа, услышав, что похмельный бомж просто-таки умирает без стопарика. А вот конкретному Гуллесу пришлось поломать голову и над взаимной совместимостью приказов из одного эшелона, и над порядком исполнения приказов разной срочности из разных эшелонов, и над другими системными проблемами.

Если ученик переоткрыл всего лишь Законы Азимова, то Гуллесу пришлось воссоздавать кибернетику как целое.

Не удивительно, что со временем программа действий для человекообразных марионеток, умещавшаяся на одном листочке, сменилась развесистой инструкцией, занимающей в письменном виде толстую тетрадь большого формата. Это ведь не очень хорошо для конспирации, когда обработанные Д-17 начинают вести себя не по-людски, не правда ли? А чтобы обработанные вели себя почти по-человечески, им надо дать инструкции с очень большой степенью детализации. Потому что без инструкций они ведут себя никак.