Шрифт:
— Неужели нельзя было сначала меня спросить?! Дождаться или... у меня же телефон есть!.. Или у Ника спросить!
— Неужели вы думаете, что я стала бы беспокоить мистера Райана из-за такого пустяка! — Из тона экономки явствовало, что ей предложили по меньшей мере осквернить святыню. — И я не понимаю, почему вы так расстраиваетесь. Я же говорю — мистер Рамзи...
Нэнси только теперь сообразила, что мистером Рамзи экономка именует Джеральда, но ей было не до того.
— А мусор уже увезли?
— Миссис Райан, не станете же вы просить меня рыться в мусорном баке?! — возмутилась миссис Берк.
— Да ничего я не стану вас просить! Сама все сделаю! — Сейчас Нэнси было все равно, что о ней подумают и скажут. — Пустите!
Она протиснулась мимо стоявшей на пути экономки, успела сделать пару шагов по коридору — и остановилась, услышав сзади сказанное, как ей показалось, с тайным злорадством:
— Мусор в этом районе вывозят в четыре часа дня.
«В четыре... значит, уже увезли...» — промелькнуло в голове.
Нэнси обернулась. На лице миссис Берк нельзя было прочесть ничего, кроме вежливого непонимания.
— Не волнуйтесь, миссис Райан! — сказала экономка с сочувственной улыбкой — наверное, так же она успокаивала бы избалованного капризного ребенка, закатившего истерику из-за сломанной игрушки. — Мистер Рамзи обо всем позаботится. И если хотите, я...
— Хватит! — выдохнула Нэнси.
— Но...
— Я сказала — хватит! — крикнула она уже во весь голос. — Отстаньте от меня!
Экономка застыла, приоткрыв рот, — она не предполагала, что миссис Райан, которая за весь месяц ни разу ни на кого не повысила голос, заорет вдруг, как базарная торговка. Кровь стучала у Нэнси в висках, и слова выплескивались в коротком приступе злобного наслаждения — наконец-то можно сказать это вслух:
— Убирайтесь к чертовой матери! В этом доме со мной не считаются, но хоть оставить меня в покое вы можете?! И не лезьте ко мне больше!
Проскочив мимо экономки обратно в спальню, она захлопнула за собой дверь, бросилась на постель и зарыдала в голос.
Стук в дверь раздался довольно скоро. Нэнси медленно сползла с кровати и пошла открывать, надеясь, что это не снова миссис Берк. Разговаривать с ней еще раз сил не было: перед глазами все плыло и голова казалась распухшей. Но за дверью стоял Джеральд.
Махнув рукой — заходи, мол, — она отошла вглубь комнаты и села на кровать.
— Миссис Райан, — нерешительно начал он, — миссис Берк там очень переживает...
— Я тоже. Дальше что? — охрипшим голосом спросила Нэнси. На глаза по-прежнему наворачивались слезы.
— Она хочет уходить... то есть уволиться...
Хотя Джеральд и не сказал напрямую, но он явно намекал на то, что было бы лучше, если бы отношения миссис Райан с миссис Берк как-то уладились...
Проблема состояла в том, что Нэнси улаживать эти отношения не собиралась — не собиралась ни извиняться за свои слова, ни даже говорить обтекаемое: «Мы с вами обе погорячились». Единственное, что ей сейчас хотелось, — это чтобы ее оставили в покое. Хочет уходить — пусть уходит!
— Конечно, ей следовало поставить вас в известность... — не получив ответа, продолжил Джеральд. — Я понимаю, вы сейчас расстроены... — На самом деле он наверняка не понимал, почему из-за какой-то не слишком дорогой вещицы разгорелся весь этот скандал. — Я уже обо всем позаботился, к вечеру нам привезут несколько образцов, и вы сможете выбрать очень похожий...
— Не надо... — поморщившись, покачала головой Нэнси. — Не надо. Тот ночник... его мне Ник подарил, в тот день, когда... — едва унявшиеся слезы снова хлынули, — когда сделал мне предложение. Понимаете?! В тот самый день! Вы сможете мне вернуть этот день? Вы сможете вернуть мне тот день?! И... — Она хотела добавить: «И того Ника!», но опомнилась, поняв, что стоит всклокоченная, в измятом платье и с заплаканным лицом, и кричит на совершенно ни в чем не повинного Джеральда. Сказала тихо: — Не нужно мне ничего... спасибо...
После его ухода она переоделась в халат и снова легла на кровать.
Она понимала, что надо встать, умыться и пойти гулять с собакой, но сил не было, и слезы продолжали струиться по ее лицу. В голове крутились обрывки мыслей, воспоминаний — такие, от которых плакать хотелось еще больше. Подтянув колени к груди и сжавшись в комок, Нэнси всхлипывала и изредка съезжала по подушке с мокрого, холодного и противного места на сухое, которое тоже вскоре промокало.
На этот раз стука в дверь не было, но внезапно кровать слегка вздрогнула, раздалось громкое сопение, и в лицо ей сунулся холодный нос.
«Пришла все-таки!» — подумала она, обняла и притянула к себе теплое собачье тело. Дарра забила хвостом, распластываясь рядом и продолжая хлопотливо тыкаться носом в лицо — «утешать».
Только когда кровать вздрогнула еще раз, Нэнси поняла, что собака пришла не одна. Не стала открывать глаза, лишь горестно вздохнула, когда на голову ей легла рука.
— Не плачь так, не надо...
Нэнси повела плечом.
— Они разбили мой ночник... — пожаловалась она.
— Я знаю. Мне уже Джеральд сказал.