Шрифт:
— Подожди... Подожди, подожди! Сначала посмотри, что я тебе привез!
Нэнси не поняла — зачем, при чем тут это сейчас?! — и растерянно уставилась на него.
— Посмотри... — снова попросил Ник. Не дожидаясь, пока она сдвинется с места, сам подтянул коробку поближе и открыл. — Вот!
В коробке лежало что-то, завернутое в полотенце. Нэнси попыталась вынуть и, едва прикоснувшись, по тяжести, по знакомой колючей твердости, догадалась, что это. Новый каменный ночник...
Она замерла, не зная, что сказать. Наверное, это тот, желтый, который когда-то стоял в его спальне... Ладно, пусть так — при виде его тоже будет вспоминаться что-то хорошее! Развернула полотенце, и готовые уже вырваться слова благодарности застряли в горле. В коробке лежал не желтый — там лежал сиреневый аметистовый ночник! Тот самый, который разбился, который выбросили, который...
Не веря своим глазам, Нэнси осторожно дотронулась до гладкого лилового кристалла.
— Это вторая половинка той жеоды, — услышала она и только теперь поняла... И взглянула на Ника — не на глаза, на руки.
Длинные сильные пальцы стали шершавыми и кое-где посветлели от въевшейся каменной пыли; на правой руке у основания указательного пальца виднелась царапина, заклеенная «жидким пластырем», — он всегда пользовался таким.
Нэнси дотянулась и взяла в ладони эту ободранную руку. Поднесла к лицу и прижалась щекой.
— Обцарапался весь...
— С непривычки. Я давно этим не занимался. — Ник осторожно высвободил руку. — Ну что... Давай включим?
— Давай...
Он соскользнул с кровати, вынул аметистовую друзу из коробки, поставил на тумбочку — и внезапно ночник засветился, засиял, заиграл знакомыми розовато-сиреневыми переливами.
Это было чудо! Словно что-то волшебное, чего не может быть, не бывает в жизни, — все-таки случилось! Нэнси едва заметила, как Ник выключил верхний свет, как сел рядом, обхватив ее за плечи, — словно завороженная, она смотрела и смотрела на розовые сполохи.
— Вот видишь — все еще можно исправить. Все, кроме смерти, — сказал Ник негромко.
Нэнси обернулась — глаза его были серьезными, словно он ожидал от нее какого-то ответа. Сказать: «Спасибо»? Но он и без того наверняка понимал, что она сейчас чувствует, поэтому Нэнси просто кивнула.
И вспомнилось внезапно, как давным-давно они вот так же сидели перед ночником и рука Ника так же лежала у нее на плече — тяжелая и теплая...
— Ну что — давай ложиться? — усмехнулся он, выпрямился и махнул Дарре на дверь своей спальни: — А тебе, голубушка, извини уж, как всегда, придется... туда.
Собака изъявила полное нежелание покидать его общество: заизвивалась и попыталась наскочить лапами.
— Извини... извини... — повторил Ник, похлопал ее по бокам — после чего, слегка подталкивая коленом, довел до спальни и закрыл за ней дверь. Вернулся и начал раздеваться.
Нэнси сидела, забыв о том, что ей тоже нужно что-то делать. Ей вдруг пришла в голову странная мысль: а ведь она никогда раньше не видела, как Ник раздевается! Никогда... Обычно он или приходил уже полностью раздетый, или ждал в постели. И захотелось хотя бы сейчас досмотреть все до конца. Досмотреть — и запомнить, как переливаются мышцы под кожей, как он поворачивает голову, как усмехается чему-то...
— Что ты так смотришь? — с усмешкой спросил Ник.
— Красивый ты очень... — Против ее воли, это прозвучало почти печально.
— Какой уж есть.
На этот раз он не погасил свет. И вел себя необычно — с какой-то непонятной, чуть ли не пугающей нежностью.
Всегда напористый и страстный, так хорошо знающий, как пробудить в ней ответную страсть, в этот раз он гладил и гладил Нэнси по лицу, по шее — легонько, кончиками пальцев; пощипывал губами мочки ушей, проводил ими по векам, не давая открыть глаза.
От этих легких прикосновений все ее тело налилось томительной жаркой тяжестью. Нэнси знала, чувствовала, что и Ник хочет ее, — не почувствовать было трудно, его мужское естество прижималось к ее животу, возбуждая еще больше. Но пальцы его по-прежнему скользили по ее лицу неторопливо и нежно.
— Я никогда раньше не спрашивал — тебе хорошо со мной? — неожиданно спросил он.
И это было странно — он не разговаривал обычно в постели...
— Да, — выдохнула Нэнси. — Да, да...
Да, да! Лучше, чем с ним, ей не было никогда и ни с кем. Только с ним, с Ником, с единственным, она забывала обо всем, превращаясь в комок неистового, безудержного желания. Как и сейчас. Как и сейчас — в нереальном, наполненном переливами розового света, мире...
По телу Нэнси пробегали короткие судороги наслаждения, служившие лишь предвестниками чего-то большего. Вцепившись Нику в плечи, она извивалась, стонала, подавалась к нему, стремясь почувствовать его в себе еще глубже, еще полнее. Ей казалось, что в комнате не осталось воздуха, что легкие с каждым вдохом наполняются жидким огнем. Она распахнула глаза, будто это могло помочь ей дышать, и забилась в пронзившей ее судороге сокрушительного оргазма.