– Евген, читани. – Усатого парня вытолкнули к столу. Красюк расправил ладонями мятую страницу, откашлялся, пригладил усики.

– Вот эту! – ткнул пальцем Мишка.

– «Отрекаюсь от бандитского прошлого», – громко прочитал тот заголовок, и тишина в горнице стала полной: слышно было, как на улице перекликаются две старухи.

– «Я, бывший участник бандитского движения, бывший командир эскадрона банды изменника Серова… – тут голос Красюка невольно дрогнул – шутка ли произнести вслух такие слова! – обращаюсь к вам, товарищи рабочие и крестьяне всей Самарской губернии, с искренним и полным признанием своей страшной ошибки, которую я совершил, когда поверил…»

– Кто это? Кто это? – услышал Мишка чей-то шепоток. – Цыц, слушай!

А Евгений громко и монотонно читал покаянное письмо бандита, добровольно сдавшегося частям ВЧК. Десятки глаз впились в его шевелящиеся пухлые губы, которые он, волнуясь, время от времени облизывал. И каждая такая маленькая пауза тоже делала свое дело: давала людям секундные передышки, чтобы осмыслить услышанное, чтобы мгновенно переглянуться и убедиться, что другие воспринимают все так же, как и ты.

– «Советская власть простила мне тяжелое заблуждение, которое я не повторю никогда. Теперь вместе со всем трудовым народом буду строить новую счастливую жизнь, бороться с голодом и разрухой. Короче, жить буду на земле как честный человек. А не как жадный зверь, от которого людям одно только горе, беда, раззор и убийство. Спасибо советской власти, что поверила мне. Остальной своей жизнью оправдаю ее доверие и призываю всех тех бандитов, которые еще не осознали и не явились на добровольную сдачу: торопитесь, а то после будет поздно!

Бывший бандит Василий Курасов».

– Васька Курасов! – тонко ахнул скуластый бородач, срывая с себя мохнатую папаху. – Земляк мой!

Разом рухнула тишина.

– Так его ж вроде убили?

– Вот те и убили – пропал он под Пугачевой…

– Сдался, стервец! Молчком!

– Эскадронный, что ли? Косой, что ли?

– А ежли брехня? Ежли подманывают?

– Вот те на! Вот те на!

– Какой Курасов? С какого полка, говорю, ну?!

– Живет, подлец, теперь хоть бы что…

Мишка заметил, что Красюк сложил газету и сунул за пазуху.

– Тихо! – зычный бас широкоплечего верзилы с пятнистыми от обморожения щеками покрыл голоса. Он подождал, пока не приутихнут, и продолжал: – Не след нам тут митинговать, братцы, не место. Я одно хочу спросить у товарища, чья газета. Он что, Васька Курасов-то, с листком, который с чековской печаткой, пошел сдаваться или просто так? Есть какая разница аль нет?

– И то! – поддержал скуластый, нервно хватая себя за бороду. – Сунешься просто, а тебя – шлеп – и все дела! Скажут: в бою-де.

Мишка почувствовал, как сердце забилось часто-часто.

– Да откуда ему-то знать, мужики? – всплеснул руками рыжий. – Он же торгаш, а газета – завертка…

– А кого еще спросишь? Тебя? – огрызнулся скуластый. – Может, знаешь все-таки, купец, а? Сказал бы!

«Была не была, – подумал Мишка. – Для агитации – самолучший момент, а то зачем и ехал? Авось проскочим…»

– Скажу, – рубанул он кулаком. – Только не шуметь, черти, тихо!

– Тихо! – гаркнул обмороженный.

– Товарищи крестьяне, – горячо заговорил Ягунин. – До каких пор жизни свои грабить будете? Царя, буржуев мы поперли, светлое будущее надо срочно возводить, чтоб всем жилось наилучшим образом, а теперь с вами сражайся! С кем? С крестьянами, с трудовым народом, да? Думаете, охота советской власти вас по степям стрелять, как собак бешеных? Кто ж тогда будет землю пахать? Мы призываем вас…

– Погодь! – грубо перебил его обмороженный мужик. – Кто «мы»-то? Торговцы, что ль?

Ягунин обвел взглядом, набившихся в горницу серовцев. За спинами, в сенях, промелькнуло изумленное лицо Алены. По-разному глядели на него сейчас десятки глаз: одни – исподлобья, с недоверием, другие – с ожиданием и надеждой, третьи – он заметил и такие – враждебно.

– Я к вам специально посланный делегат от советской власти, вот я кто, – решительно заявил Мишка. – Велела она вам передать: коли сейчас опомнитесь – простит. Все равно другого выхода у вас нет, разве не так? Пиши в листовку свою фамилию – и сдавайся! Старое поминать не будем. Точка!

– А ты мандат покажи! – крикнул кто-то.

– Мандат? Гляди! Дайте нож!

Сразу несколько рук потянулось к поясам. Мишка, не глядя, взял чей-то нож, не мешкая, поставил ногу на лавку и в двух местах разрезал глубокий отворот валенка. Из-под него достал тонкую пачку бумажек, стянутых ниткой. Р-раз! – и перерезана нитка.

– Держите! – Мишка шлепнул о стол пачкой листовок с синеющими кругами печатей. Резанул дважды отворот второго валенка – и еще одна пачка рассыпалась по столу.