Шрифт:
– Что же все это значит, Алина?
– Мы с вами будем вдвоем. К слонам! – и повторила, уже по-русски: – К сло-нам!
Шафрот никак не мог собрать воедино услышанное.
– Извозчик! – крикнула Шура, и тотчас пролетка подкатила ближе к подъезду. – Что, к слонам отвезешь?
– С большим нашим удовольствием! – бодро отозвался тот.
– Так едем же, Билли! – в голосе Шуры прозвучало нетерпение.
«Кажется, она готова на все», – сказал, убеждая самого себя Шафрот. Войдя в подъезд, он отдал короткое распоряжение. Шурочка, зябко окунув носик в мех, нетерпеливо цокала каблучками.
Шафрот взглянул на часы: половина второго ночи. Что ж, если он сядет за отчет даже после трех…
– Пожалуйте! – человечек в синей косоворотке, тот самый, что раздобывал гитару, вынес из подъезда увесистый пакет. – Куда прикажете шампанское, в пролеточку-с?
Шура испытывала огромное облегчение: кажется, самое сложное было позади.
Извозчик нервно заерзал на своем сиденье, когда Вилл Шафрот подхватил на руки Шурочку и отнес ее от тротуара до подножки пролетки.
– Замерзнете, барышня, – сказал извозчик и заботливо укутал ноги Шурочке – от каблуков до колен – темным бараньим тулупом. И веревочкой сверху прихватил, чтоб не развернулся.
– О'кей! – воскликнул Шафрот и лихо вскочил в пролетку. – О'кей, черт возьми!
Надо же, как повезло! Хоть последнюю ночь в этой паршивой Самаре он проживет так, что будет – ого-го! – будет, о чем порассказывать и завистливым приятелям, и на старости лет… Однако предосторожность не помешает.
Он жестом поманил человечка в косоворотке, и когда тот подскочил, ткнул себя в грудь пальцем.
– К сльо-намм… – проговорил он, старательно произнося трудное слово и не спуская внимательного взгляда с лица услужающего.
А тот подобострастно осклабился, затряс головой:
– Да-да, мистер Шафрот! Гуд, это – гуд, к слонам! Одно, значит, удовольствие с такой барышней прокатиться…
«По крайней мере, здесь будут знать, где я, – удовлетворенно сказал себе Шафрот. – Значит, слоны все-таки есть. Чья ж это вилла, интересно? А! Ладно, увидим».
К слонам!
Апрель апрелем, а холодно, до чего же холодно было этой ночью в Самаре! Худо. До костей пробирал извозчика весенний ветер, тянущий из-за Волги. Ни души на улицах. Ти-и-хо. Только копыта шлепают по жидкой грязи: «чвак-чвак»… Но извозчик терпелив, знает, что путь долог. Пока миновали всего лишь Полевую. Считается, что город здесь кончился: дальше пойдут лесные и дровяные пристани, дачки и слободки, протянувшиеся по оврагам вдоль Волги. Молоканский сад, Монастырский поселок, Новый Афон… А до самых первых просек – Аннаевской, Грабежовской еще ехать и ехать.
Ягунину и холодно, и есть охота, а как подумает об американце, который трясется у него за спиной, смех берет. Мишка хорошо помнит, как долго и нудно пришлось ему добираться – не на лошади даже, на дачном трамвае! – до знаменитых слонов головкинской дачи. Говорят, хозяин ее – художник, сын богатого купца – недавно вернулся в Самару и теперь служит то ли в архиве, то ли еще где-то. А белую дачу, похожую и на старинный замок и на сломанный зуб, занимает все тот же образцовый детдом, где работала и ставила детские пьесы Шурочка, уволенная в связи с повальным самосокращением штатов. Только бы американец не заартачился и не приказал повернуть назад. Сейчас у контрразведчиков, которые проникли через окно в его кабинет, самый разгар работы. Надо потянуть время, любой ценой. Только к рассвету имеет право уполномоченный ГПУ Ягунин вернуть господина Шафрота в город. Беда в том, что не все от Мишки зависит. А если честно, то почти ничего не зависит. Шура Ильинская – главная фигура в операции «Апрель». Каково ей сейчас? Ну как американец станет нахальничать, что тогда? Пригрозить наганом и провалить операцию? Нельзя. А любимую девушку предать – это как, можно? Сложное положение.
Однако Шура на помощь пока не зовет. Знать бы, о чем они там за спиной лопочут по-английски…
Шурочке становилось все труднее. И все противнее. Хорошо, что закуталась в шубу – только нос торчит. Тулупом ноги Мишка укутал плотно, даже веревочкой перетянул, чтоб не дуло. Но Биллу Шафроту определенно надоели церемонии: обняв девушку за плечи, он уже не раз силился привлечь ее лицо к своему, да Шура успевала нырнуть с головой в шубу.
– Билли! Я должна знать наверняка, что наши судьбы соединятся на всю жизнь, – бормотала Шура, чтобы хоть что-то говорить. А сама думала с тревогой: «Мамочка моя милая, мы ведь еще и к Трубочному заводу не подъехали!»
– Расскажите, Билли, о себе, умоляю вас, – просила она, в очередной раз ускользая от навязчивых ласк американца. – Я знаю, жизнь ваша была полна необыкновенными событиями…
Ну что такого интересного мог рассказать восемнадцатилетней девчонке матерый американский разведчик? Не о секретной же своей службе? Не об амурных же победах при помощи пухлого бумажника? Шафрот злился, вяло молол какую-то бесцветную чушь. Когда же появятся злополучные слоны? Как далеко осталось до виллы, сулящей блаженство? Что за трущобы вокруг, черт побери?!