Том 2. Стихотворения 1909-1917
вернуться

Брюсов Валерий Яковлевич
Шрифт:

16 июня 1915

Две головки

Красная и синяя — Девочки в траве, Кустики полыни Им по голове. Рвут цветочки разные, Бабочек следят… Как букашки — праздны, Как цветки на взгляд. Эта — лёнокудрая, С темной скобкой — та… Вкруг природы мудрой Радость разлита. Вот, нарвав букетики, Спорят: «Я да ты…» Цветики — как дети, Дети — как цветы. Нет нигде уныния, Луг мечтает вслух… Красный блик, блик синий, — Шелк головок двух!

15 июля 1915

Буркова

Голубой

В старинном замке

В старинном замке Джен Вальмор

Чуть ночь — звучат баллады.

К. Бальмонт

Баллада ночи

Ах, где-то лотос нежно спит, Ах, где-то с небом слиты горы. И ярко небосвод горит, — Предвечной мудрости узоры! Там негой объяты просторы, Там страстью дышит темнота, А люди клонят, словно воры, К устам возлюбленным уста! Быть может, в эту ночь, — Харит Вновь ожили былые хоры, Вновь Арес уронил свой щит, Вновь Тасс у ног Элеоноры, И мудрый Соломон, который Изрек: «все в мире суета», Вновь клонит, позабыв укоры, К устам возлюбленным уста. Дитя! уснуть нам было б стыд, Пойдем к окну, откроем сторы: Стекло, железо и гранит, Тишь улиц, спящие соборы… Пусть вспыхнут в небе метеоры! Пусть к счастью вскроются врата! Пусть склонятся, безумно-скоры, К устам возлюбленным уста! Бегут, бегут поспешно Оры… В моей душе — одна мечта: Склонить к любимым взорам взоры, К устам возлюбленным уста!

1913

Баллада о любви и смерти

Когда торжественный Закат Царит на дальнем небосклоне И духи пламени хранят Воссевшего на алом троне, — Вещает он, воздев ладони, Смотря, как с неба льется кровь, Что сказано в земном законе: Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! И призраков проходит ряд, В простых одеждах и в короне: Ромео, много лет назад Пронзивший грудь клинком в Вероне; Надменный триумвир Антоний, В час скорби меч подъявший вновь; Пирам и Паоло… В их стоне — Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! И я баюкать сердце рад Той музыкой святых гармоний. Нет, от любви не охранят Твердыни и от смерти — брони. На утре жизни и на склоне Ее к томленью дух готов. Что день, — безжалостней, мудреней Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! Ты слышишь, друг, в вечернем звоне: «Своей судьбе не прекословь!» Нам свищет соловей на клене: «Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!»

1913

Баллада воспоминаний

На склоне лет, когда в огне Уже горит закат кровавый, Вновь предо мной, как в тихом сне, Проходят детские забавы. Но чужды давние отравы Душе, вкусившей темноты. Лишь вы, как прежде, величавы, Любви заветные мечты! Я помню: в ранней тишине Я славил жгучий полдень Явы, Сон пышных лилий на волне, Стволы, к которым льнут удавы, Глазам неведомые травы, Нам неизвестные цветы… Всё смыли, как потоком лавы, Любви заветные мечты! Я помню: веря злой весне, Ловил я зыбкий призрак славы; Казалось так желанно мне — Грань преступать, ломать уставы. Но понял я: все цепи — ржавы, Во всем — обманы суеты: И вы одни в сем мире правы, Любви заветные мечты! Сын Венеры, Амор лукавый, Храни меня отныне ты, Встают, как из-за леса главы, Любви заветные мечты.

1913

За картами

Опять истомой дышит март, А запад вкрадчиво-малинов… Сижу одна, узоры карт В гаданьи вдумчивом раскинув. Молчат дома, во мгле застынув, Затихли гулы беготни, И мнятся дальних звезд огни Глазами падших властелинов. Придешь ли вновь, мой юный бард, Ко мне — с букетиком жасминов, Стремительный, как горный нард, Пленительные брови сдвинув? К устам прижмешь ли кровь рубинов? Шепнешь ли сладко: «Мы — одни!» Глядя, как в те, иные дни, Глазами падших властелинов? В века Гекат, в века Астарт Я призвала б чету дельфинов! Произнесла б, возжегши нард, Священный заговор Юстинов! Быть может, рыбье сердце вынув, Шептала б: «Друга примани!..» И духи глянули б в тени Глазами падших властелинов! Ах! знал когда-то Бонапарт Путь в скромный угол Жозефинов! Горите ж, огоньки мансард, Глазами падших властелинов!

1913

Секстина

Все кончено! я понял безнадежность

Меня издавна мучившей мечты…

«Все напевы»
Я безнадежность воспевал когда-то, Мечту любви я пел в последний раз. Опять душа мучительством объята, В душе опять свет радости погас. Что славить мне в предчувствии заката, В вечеровой, предвозвещенный час? Ложится тень в предвозвещенный час; Кровь льется по наклонам, где когда-то Лазурь сияла. В зареве заката Мятежная душа, как столько раз, Горит огнем, который не погас Под пеплом лет, и трепетом объята. Пусть тенью синей вся земля объята, Пусть близок мглы непобедимый час, Но в сердце свет священный не погас: Он так же ярко светит, как когда-то, Когда я, робкий мальчик, в первый раз, Склонил уста к устам, в лучах заката. Священны чары рдяного заката, Священна даль, что пламенем объята. Я вам молился много, много раз, Но лишь опять приходит жданный час, Молюсь я на коленях, как когда-то, Чтоб нынче луч в миг счастия погас! Безвестная Царица! Не погас В душе огонь священный. В час заката Душа старинным пламенем объята, Твержу молитву, что сложил когда-то: «Приди ко мне, хоть и в предсмертный час, Дай видеть лик твой, хоть единый раз!» Любви я сердце отдавал не раз, Но знал, что Ты — в грядущем, и не гас В душе огонь надежды ни на час. Теперь, в пыланьи моего заката, Когда окрестность сумраком объята, Всё жду Твоей улыбки, как когда-то!

1914

В маске

Я лицо укрыл бы в маске…

Ф. Сологуб

Образы времен

Когда святых наук начала Я постигал во храме Фта, Меня, я помню, искушала Твоя земная красота. Но, согрешив, я с ложа прянул И богу бездн огни возжег. Твой облик в дым кадильный канул, И я тебя вернуть не мог. Не ты ли перси, как алмазы, Бросала щедро мне на грудь? Но финикиец одноглазый На Рим повел надменный путь. В смятеньи я твой дом оставил, Молчал на все мольбы в ответ… И дал врагу Эмилий Павел В добычу также мой браслет! Я, в золотой Антиохии, Забыв, меж рыцарей других, К святой земле пути святые, Был счастлив вздохом уст твоих! Но протрубил призыв военный, Я поднял меч, я поднял щит, И был мне чужд твой взор надменный, Когда нас в бой стремил Годфрид! И в дни, когда в провал кровавый Свободы призрак толпы вел, Ты мне сказала: «Все не правы, Иди за мной, как прежде шел!» Но зов борьбы, как рев пучины, Покрыл призывные слова… И, помню, с плахи гильотины Моя скатилась голова. Не кончен древний поединок, Он длится в образах времен. Я — воин, я — поэт, я — инок, Еще тобой не побежден. В глухом лесу, в огнях театра, В случайных встречах, жду тебя: Явись, предстань, как Клеопатра, Чтоб вновь Антоний пал, любя!

Ноябрь 1907. 1912. 1914

Мумия

Я — мумия, мертвая мумия. Покровами плотными сдавленный, Столетья я сплю бестревожно, Не мучим ни злом, ни усладой, Под маской на тайне лица. И, в сладком томленьи раздумия, В покой мой, другими оставленный, Порой, словно тень, осторожно Приходит, с прозрачной лампадой, Любимая внучка жреца. В сверкании лала и золота, Одета святыми уборами, Она наклоняется гибко, Целует недвижную маску И шепчет заклятья любви: «Ты, спящий в гробнице расколотой! Проснись под упорными взорами, Привстань под усталой улыбкой, Ответь на безгрешную ласку, Для счастья, для мук оживи!» Стуча ожерельями, кольцами, Склоняется, вся обессилена, И просит, и молит чего-то, И плачет, и плачет, и плачет Над свитком покровов моих… Но как, окружен богомольцами, Безмолвен бог, с обликом филина, Я скован всесильной дремотой. Умершим что скажет, что значит Призыв непрозревших живых!