Том 2. Стихотворения 1909-1917
вернуться

Брюсов Валерий Яковлевич
Шрифт:

5 января 1915

Усни, белоснежное поле!

Усни, белоснежное поле! Замри, безмятежное сердце! Над мигом восходит бесстрастье; Как месяц, наводит сиянье На грезы о нежащей страсти, На память о режущей ласке… Конец. Отзвучали лобзанья. В душе ни печали, ни счастья… Так спят безответные дали, Молчат многоцветные травы, Одеты холодным покровом, Под синим, бесплодным сияньем. Спи, спи, белоснежное поле! Умри, безнадежное сердце!

29–30 октября 1914

Всем

О, сколько раз, блаженно и безгласно, В полночной мгле, свою мечту храня, Ты думала, что обнимаешь страстно — Меня! Пусть миги были тягостно похожи! Ты верила, как в первый день любя, Что я сжимаю в сладострастной дрожи — Тебя! Но лгали образы часов бессонных, И крыли тайну створы темноты. Была в моих объятьях принужденных — Не ты! Вскрыть сладостный обман мне было больно, И я молчал, отчаянье тая… Но на твоей груди лежал безвольно — Не я! О, как бы ты, страдая и ревнуя, Отпрянула в испуге предо мной, Поняв, что я клонюсь, тебя целуя, — К другой!

15 июля 1915

Бурково

Над омутом

Ветер, сумрачно пророчащий, Всплеск волны, прибрежье точащей, Старых сосен скорбный скрип… Строго — древнее урочище! Миновав тропы изгиб, Верю смутно, что погиб. На граните, вдоль расколотом, Отливая тусклым золотом, Куст над омутом повис. Застучит в виски, как молотом, Если гибельный каприз Вдруг заставит глянуть вниз. Холодна вода глубокая… Но со дна голубоокая Дева-призрак поднялась. Иль уже в воде глубоко я? Иль русалка, засмеясь, Белых рук замкнула связь? Ветер плачется, пророчащий; Плещет вал, прибрежье точащий; Смолкли всплески быстрых рыб. Строго — древнее урочище! Стонет сосен скорбный скрип, Что еще пришлец погиб!

12 сентября 1915

Калейдоскоп

Забава милой старины, Игрушка бабушек жеманных, Ты им являл когда-то сны Видений призрачных и странных. О, трубочка с простым стеклом, Любимица княгинь и графов! Что мы теперь в тебе найдем, В годину синематографов? Позволь к тебе приблизить глаз; Своей изменчивой усладой (Ах, может быть, в последний раз!) Его обманчиво обрадуй! Ярко и четко, в прозрачности синей, Ало-зеленые звезды горят. Странны случайности сломанных линий… Это — кометы в эфирной пустыне, Это — цветы на лазоревой льдине, Чуждых цветов металлический сад! Миг, — всё распалось в стремительной смене! Кто, окрыленный строитель, воздвиг Эти дворцы упоительной лени, Башни безвестных, ленивых Армении, Те арабески и эти мишени, Эти фонтаны из золота? — Миг, — Вновь всё распалось, и встали кораллы, Вкруг перевиты живым жемчугом. Или рубины, пронзительно-алы, Яркость вонзили в живые кристаллы? Или наполнены кровью бокалы, Белый хрусталь ярко-красным вином? Довольно! детства давний друг, Ты мне опять напомнил грезы, Когда так сладостно вокруг Сплетались трауры и розы! Ты мне вернул забытый рай Из хризолита и сапфира! Опять безмолвно отдыхай, Тайник непознанного мира. Свой лал, свой жемчуг, свой алмаз Таи, окованный молчаньем, Пока опять захочет глаз Прильнуть к твоим очарованьям.

1913

В минуту жизни…

В минуту жизни трудную…

М. Лермонтов

У райских врат

Мимо стен таинственного Рая Я не раз в томленьи проходил. Там цветы цвели, благоухая, Там фонтан жемчужной пылью бил. У ворот неведомого Рая Я, как прежде, голову склонил. И, как прежде, знаю: не войти мне В эти, ладом яркие, врата. Не прославит в умиленном гимне Счастье жизни тихая мечта. Да, как прежде, знаю: не войти мне, — Дверь, сверкая лалом, заперта. И опять, далеким полукругом, В степь глухую путь мой поведет. Там — один, с любовницей иль с другом — Буду слышать грозный зов: «Вперед!» Путь ведет далеким полукругом, И пылает жгучий небосвод.

24 апреля 1915

Варшава

Единоборство

Я — побежден, и, не упорствуя, Я встречу гибельный клинок. Я жизнь провел, единоборствуя, С тобою, Черный Рыцарь, Рок. Теперь, смирясь, теперь, покорствуя, Я признаю: исполнен срок! Немало выпадов губительных Я отразил своим щитом, Ударов солнечно-слепительных, Горевших золотым огнем. И, день за днем, я, в схватках длительных, С тобой стоял, к лицу лицом. Не раз я падал, опрокинутый; Мой панцирь был от крови ал, И я над грудью видел — вынутый Из ножен твой кривой кинжал. Но были миги смерти минуты, И, с новой силой, я вставал. Пусть, пусть от века предназначено, Кому торжествовать из нас: Была надежда не утрачена — Продлить борьбу хоть день, хоть час! Пусть горло судорогой схвачено, Не мне просить о coup de grace! [16] Вот выбит меч из рук; расколото Забрало; я поник во прах; Вихрь молний, пламени и золота Всё вкруг застлал в моих глазах… Что ж медлить? Пусть, как тяжесть молота, Обрушится последний взмах!

16

Удар из милости ( фр.) — удар, прекращающий мучения

Декабрь 1913

Молиться

Молиться? Я желал Молиться, но душа, Как дорогой кристалл, Блистает, не дыша. Упав на грани, луч Стоцветно отражен, Но, благостен и жгуч, Внутрь не проникнет он. Внутри, как в глыбе льда, Лишь вечный холод; вздох Не веет никогда… Сюда ль проникнет Бог? Бог — лишь в живых сердцах, Бог есть живой союз: Он в небе, Он в волнах, В телах морских медуз. Кристалл же мертв. Горит Лишь мертвым он огнем, Как камень драконит, Зажженный смертным сном. Молиться? Я хочу Молиться, но душа Ответствует лучу Блистаньем, не дыша.

25 ноября 1913

Рондо («Я плачу. Вдоль пути печален сосен ряд…»)

Я плачу. Вдоль пути печален сосен ряд. Уснул ямщик, забыв стегать худую клячу. Смотря на огненный, торжественный закат, Я плачу. Там, в небе пламенном, я, малый, что я значу? Здесь тихо дни ползут, а там века летят, И небу некогда внимать людскому плачу! Так и в ее душе — я, только беглый взгляд… И с мыслью обо всем, что скоро я утрачу, С унылой памятью утерянных услад, Я плачу…