Куницын раздраженно отмахнулся. Упер приклад в плечо и кошачьим шагом двинулся дальше. Прошел в каком-то метре от меня, прыгнул на наклонную плиту, встал, расставив ноги. Так и мерцал, пока в лагере не унялась суматоха. Голованов понял, что он больше испачкался, чем обжегся. Мурзин побросал в рюкзаки вещи, стащил, обжигая пальцы, дичь с рухнувшей рогатины, утрамбовал ее в рюкзак и ловко затянул шнур.

– Серега, чешем отсюда!

– А что это было, Сереженька? – вибрирующим голосом вопросила Стелла.

– Неужели это он, тот самый... – Брюнетку колотило, а успокоить оказалось некому.

– А не надо было расслабляться. – Куницын повесил карабин на плечо, спрыгнул с плиты и вернулся в компанию. – Чего испугались, он же не напал на нас? Просто подглядывал. Нормальная ситуация. Должно же быть какое-то разнообразие в этой скучной рутине...

– Дьявол... – осенило Мурзина, брызги от костра заплясали в голубых глазах. – А ведь в этом что-то есть, ребята... Я имею в виду золото, этого чудика, который к нам опять приклеился...

– Я же говорил... – вякнул Голованов.

– Все становится предельно загадочным, – хмуро заключил Куницын. – Вещи собрали? Пошли, включайте фонари. Попробуем оторваться от этой обезьяны...

В зрительном зале становилось холодно и неуютно. Туристы с гамом и стоном растворились во мраке – настала тишина, прерываемая лишь посвистом ветра. За гребнем покатился камень, что-то прошуршало. Я спустился со скалы. Рюкзак мешал, но снимать его было бы неправильно. Ветер пел на разные голоса, Ашлымбаш глухо рокотал в пропасти. Из бора, расположенного метрах в двухстах к западу, с однообразным постоянством долдонила неспящая птица...

Ожидание становилось невыносимым. Бежать за кладоискателями было глупо. Много шансов, что попадусь под тяжелую руку «обезьяны» или под пулю засевшего в засаде Куницына. Не слишком-то уютно между двух огней. Но менять позицию надо было решительно. Я выждал несколько минут, сместился в узкое пространство между нависшими глыбами. Покурил, сплющил окурок о камень и пополз по коридору между застывшими изваяниями – словно вдоль шеренги солдат с поднятыми шпицрутенами...

Я спал во сырой земле в глубокой яме. Четыре «магических» камня, составленных в виде забора, оберегали меня от набегов нечистой силы и плохих парней. Уверенный, что не смогу уснуть, я свернулся калачом, поместив пистолет под ладонь, подумал, что хорошо бы примотать его скотчем... и провалился в сон.

Очнулся с первыми лучами и долго не мог понять, что я делаю в яме. Такое ощущение, будто сдвинулся календарь. Пока я спал, организмом овладел славянский дух холода Трескун (он же Студенец). Пришлось проделать ожесточенную зарядку – в том числе, сто раз отжаться от «пола». Я почистил зубы можжевеловой веточкой, сварганил бутерброд из хлеба, сыра и печенюшки, проглотил, покурил, отправился на север, очень надеясь, что мою дорогу перебежит ручей...

К ручью я подошел минут через восемь – когда выбрался из каменного городища и оказался в окружении нормальной земной природы. Скалы расползлись, я вошел в сосново-березовый лес, где была густая трава, и в солнечных пятнах плясали ящерицы. Ручей вытекал из-под «альпийской горки», журчал по песчаному руслу. Я провел положенные процедуры, наполнил фляжку и углубился в поиски человеческих следов.

Много времени не ушло – я нашел их метрах в сорока правее, на краю лощины, тянущейся вдоль реки. Влажная земля сохранила отпечатки ног. Люди шли гуськом, «в хлястик», как по минному полю. У ведущего, должно быть, имелся фонарь, остальные держались тех, что перед ними, а прикрывал отход субъект мужского пола в ботинках сорок третьего размера. Временами он останавливался (отпечатки поперек движения), держал нос по ветру и размашистым шагом догонял компанию. Первым шел Мурзин, последним – Куницын с карабином.

Я чувствовал себя посредником между двумя воюющими партиями. Шел по следам, а вокруг меня просыпался лес: стрекотали кузнечики, гомонили птицы. Привычно плескался Ашлымбаш. Но природа недолго баловала красотой. Роща оборвалась, и я опять уперся в каменные заслоны. «Нехорошее» место: гниющие растения, пролысины подзолистой почвы, единственное дерево на обнаженном пространстве разрублено пополам молнией. Я одолел дистанцию спортивным шагом и на краю очередного городища обнаружил следы стоянки человека. Теперь туристы более тщательно подошли к выбору места ночлега. Глубокая пещера в известковой махине, и достаточно одного часового, чтобы засечь (и ликвидировать) чужака. Осматривать стоянку я не стал. Следов борьбы здесь не было. Неплохо выспались. Мужчины дежурили по очереди. Оставили в расщелине зачехленную палатку, которая стала обузой. Прикрыли ветками, заложили камнями. Я отправился дальше на север, фиксируя периферийным зрением окружающие предметы. Одолел метров триста и на широком каменистом участке обнаружил, что следы пропали!

Я сместился к ближайшей стеночке, поднял пистолет и стал сканировать местность. Снайпера не видно. А опасаться, видно, стоило – неизвестно, кем по жизни трудился Куницын, но с карабином обращался умело. Обследовав следы, обрывающиеся на пятачке, я сделал еще одно неприятное открытие – туристов не подобрал пролетающий мимо ковер-самолет, они разошлись в разные стороны! А на камнях следы, как известно, не остаются...

Не думаю, что эти ребята разругались. Большая роскошь – делить в присутствии медведя его неубитую шкуру. Поняли, что кто-то висит на хвосте, и решили рассредоточиться. Просочились по расщелинам и коридорам, затаились в укромных уголках...