— Спасибо… — Я опустилась в попавшееся на пути кресло и вытянула ногу. Щиколотку будто рвало изнутри, и по всему телу бежал неприятный, какой-то липкий озноб.

Очень скоро луч фонарика заскользил по полу, и я услышала шаги Марка и его бодрый голос:

— Сожалею, дамы, и одновременно поздравляю! Ваши пробки — хит пятьдесят восьмого года! Просто чудо, что без пожара обошлось.

— Дочка, а он не врет?

— Мама, а ты? Насчет радикулита?

Я ожидала услышать в ответ какую-нибудь очередную гадость, а она вдруг разрыдалась громко и отчаянно. В темноте это звучало особенно беспомощно, но одновременно — нарочито.

— Довольна? Избавилась? — уже в полудреме от обезболивающего ворчала мама. — Ладно. Тебе платить, у меня все равно нет страховки… А ты, Марк, ничего… Давненько меня парни на руках не носили. Эх, будь я помоложе… Ну идите, чего стоите? Я спать хочу…

— Если честно, то я тоже просто мечтаю добраться до подушки, — сказала я, когда мы уже вышли в коридор.

Марк усмехнулся.

— Понимаю, у вас был большой день. — И озабоченно спросил: — Как ваша нога?

— А! — Я махнула рукой. — Как все равно чугунная, и каждый шаг простреливает до колена… Но ничего, я вроде бы притерпелась — видите, даже хромаю не сильно.

— Может быть, попросить какой-нибудь анальгетик? Мы все-таки в больнице.

— Да бросьте! Они же станут два часа заводить карту, опять все сбегутся на меня глазеть, запросят автографы… У меня сил нет… Кстати! Вы хорошо ориентируетесь в этой больнице, может быть, можно как-то иначе попасть на улицу? А то я не удивлюсь, если в холле меня уже поджидают поклонники.

— Можно, но вы ведь многим уже пообещали автограф, когда освободитесь. Вы забыли? И они ждут наверняка.

Я резко остановилась.

— Да! Забыла. Представьте себе. Я что, по-вашему, должна тут сдохнуть ради того, чтобы каким-то неизвестным теткам черкнуть на старых журналах пару слов?

— Тише, тише. Все хорошо. — Он рывком схватил меня за плечи. — Боже, да вы вся огненная! — Отстранился, заглянул мне в лицо и положил на мой лоб свою прохладную руку.

У вас точно жар… Глаза красные, румянец…

— Ничего удивительного. — Я отвела взгляд. — У меня с детства скачет температура, когда перепсихую. Через пару часов, а то и раньше все восстановится.

— Сомневаюсь, — протянул он. — На вас нитки сухой нет… Слушайте! Либо вы остаетесь здесь под медицинским присмотром… и плевать на карты и автографы!., либо едете ко мне в Бон-Авиро. В таком состоянии вам нельзя быть одной. Тем более в доме, где нет света.

— В основном — лестницы. У вас тоже нет света.

— Ха. Все-то вы помните. Но у меня проще исправить. Просто по дороге купим лампочки. Соглашайтесь!

Я вздохнула.

— Наверное, вы правы. Но мне жутко неловко. Свалилась вам на шею. Целый день носитесь со мной, с моей мамой…

— Бросьте! Я привык о ком-нибудь заботиться. Идемте. — Он взял меня за руку. — Я выведу вас через служебный вход.

— Так вы медик? Вы здесь работаете? Как же я сразу не догадалась! Вы так ловко лечили мою ногу, и весь персонал сразу вас узнал, и вы знаете здесь все ходы и выходы!

— Осторожнее, тут ступеньки. Обопритесь на меня.

— Спасибо… Почему вы так посмотрели? Я сказала что-то не то? Не работаете, а работали? Неприятные воспоминания?

— Нет, я вовсе не медик. А воспоминания… Как сказать: за последние два года здесь несколько раз лежала моя мама. Куассонская больница славится на всю округу, вы же знаете.

— Понятия не имела! Но теперь ясно, почему моя мама согласилась, когда вы сказали, что отвезете ее в эту больницу.

— Наверное. — Он распахнул дверь и покачал головой. — Ну вот, опять дождь. Постойте здесь, я машину подгоню.

Темное небо переливалось влагой. Мокрые деревья блестели. Через дорогу горела неоновая надпись: «Кафе». Буква «ф» вспыхивала и гасла, вспыхивала и гасла…

— Простите, что невольно опять затронула запретную тему. Просто мне было неловко, что я вспылила из-за автографов. Вы же так много для меня делаете. И я подумала, что вам будет приятно, если я угадаю вашу профессию. Не обижайтесь, пожалуйста, — добавила я, потому что он молчал.