Против таких плодов я совсем не возражал. И если бы мог, то немедленно обнял и расцеловал свою меткую половину. А так пришлось ограничиться легким прикосновением к ее бедру, заметив которое застенчивый Витька, пробормотал что-то себе под нос и отвернулся. Ольга быстро наклонилась ко мне, отрывисто поцеловала в губы, и как ни в чем не бывало, полезла в спальник. О, женщины! Ну, раз вы так…

– Оль, а ты мой плейер не находила случайно?

– Находила. Но неужели ты…

– Конечно. Именно это я и собираюсь сделать. Только совсем не для того, чтобы учить. Просто он действует на меня лучше любого снотворного. Пяти минут не пройдет, как я уже засну.

Ольга всего минут десять порывшись в сваленных кучей вещах, извлекла плейер, и помогла мне его пристроить. Я улыбнулся ей, она ответила мне смешной гримасой и, пожелав нам с Витькой спокойной ночи, задула свечу. Послушав минут пять нежное аглицкое воркование, я действительно потихоньку начал погружаться в мир сновидений, затягивающий все глубже и глубже. Пока, наконец, не опустился на самое дно.

Я очень сильно удивился, если бы после всех дневных злоключений, мне дали спокойно отдохнуть во время сна. Через силу открыв глаза, я обнаружил себя сидящим за столом в полутемной избе, освещавшейся потрескивающей лучиной. Передо мной маячил пустой жбан из под медовухи. Ее концентрированный аромат, плававший в воздухе, запросто мог опохмелить всех пациентов нашего городского вытрезвителя.

Судя по самочувствию, за время моего отсутствия у Велеслава случился самый настоящий запой. Правда, в запои мне уходить еще ни разу не доводилось, но все признаки были на лицо. В том числе черная меланхолия и почти детская обида на судьбу-индейку. С соседней лавки на меня укоризненно взирал Роберт, которому на первый взгляд стало гораздо лучше, из чего я заключил, что с последней нашей встречи, прошло, как минимум, несколько дней.

– Не гоже тебе столько пить, Велеслав, – тихим, но твердым голосом произнес побратим.

– А чт-т-о, по-т-твоему гоже? Мне уж и испить нельзя? Кто воспрепятствует, н-не ты ли? Я и пить-то еще н-не начинал…

– Ты полную седмицу от медовухи не отрываешься. Поглядел бы на себя со стороны: во что превратился…

– Не зуди, Р-роберт. И без тебя тошно.

– Ужели ты думаешь, что хмель тебе пособит? Только время зря теряешь, – от Асмир медовухой не исцелишься…

– Не поминай ее имя! – взорвался я, и добавил, – Я не могу сидеть, сложа руки, и ждать, пока Ольгерду донесут, где ее держат.

Ага, вот и обнаружилась причина нашего запоя. Оказывается, за всю неделю, прошедшую со дня погребения Освальда, мы так не смогли разузнать местонахождение разбойничьей малины. И Велеслав глушил в себе чувство вины, самым распространенным народным средством.

– А коли завтра донесут, каким ты в битву пойдешь? – не унимался франк, – Ты и меча удержать не сумеешь! Лук твой отобрать придется – своих перестреляешь. У тебя ж все в глазах двоится.

– Двоится, сказваешь? – неприятный смешок не сулил побратиму ничего хорошего, – Тогда гляди…

Мои руки молниеносно извлекли из ножен тяжелый боевой нож и четким движением послали его прямо в Роберта, пригвоздив к стене край овчины, которой он был накрыт.

– Поразмыслил бы лучше, как нам разбойников одолеть, – как ни в чем не бывало, продолжал вразумлять меня побратим, – Они тут у себя дома, каждый куст ощупью ведают…

Вот и еще одна причина моего угнетенного состояния… Чем больше я думал над этим, тем меньше оставалось надежды покончить с бандой и спасти Асмир. Викингов вдвое больше это правда, но они мастера лихих набегов, морских сражений и молодецких сшибок. А разбойнички постигли все тонкости лесной партизанской войны с засадами, молниеносными атаками и такими же отступлениями. Пока мы будем добираться до их убежища, нас просто перестреляют в лесах, где им действительно знакомо каждое дерево. Достаточно вспомнить как долго и успешно вольные стрелки Робин Гуда противостояли регулярным войскам шерифа Нотингемского. Значит, наш приход должен стать для разбойников неожиданностью, а какая неожиданность, если у них в каждой деревне наверняка есть осведомитель, и, скорее всего, не один. Придется искать обходные пути, но в моем теперешнем состоянии… Черт побери, Роберт прав – для того чтобы придумать какую-нибудь хитрость, мне нужна трезвая голова.

Придя к такому похвальному решению, я, шатаясь, поднялся с лавки и пошел во двор, прихватив по пути кадушку с водой. После серии обливаний в голове действительно немного прояснилось. Теперь, пожалуй, можно вернуться в избу и выспаться. Кажется, я в течение последних пяти дней спал в общей сложности не больше двенадцати часов.

Роберт встретил меня одобрительным хмыканьем.

– Стало быть, теперь угомонишься?

– Ага. А еще высплюсь – утро вечера мудренее.

– Может девку для тебя найти, чтобы остыл малость? Есть у меня одна на примете. Тоже чернявая, должна вроде глянуться тебе.

Ох, Роберт, – добрая душа, – ничего ему для друга не жалко! Вот и сейчас предлагает мне одну из своих воздыхательниц, которых у него в ближайших деревнях обнаружилось превеликое множество. Каждый день, с момента его ранения, в нашей избе толклись местные красотки, ухаживая за побратимом, и, попутно, выясняя отношения друг с другом. Настоящий гарем! Ума не приложу, когда это Роберт успел их всех осчастливить? Сердцеед французский…

Я не удостоил побратима ответом, и стал поудобнее устраиваться на лавке. Он ведь не со зла, просто ему кажется, что так будет лучше. Кроме того, вся дружина искренне не могла понять, почему я так остро воспринимаю потерю обычной девки, пускай и весьма симпатичной. Ну и черт с ними, ничего объяснять я не собирался. Да, наверное, и не смог бы. Для меня самого мои чувства к Асмир (слово "любовь" я не мог произнести даже мысленно) оставались тайной за семью печатями.