Гриффин на несколько секунд замер, потом коротко кивнул.

Ободренная, Аделаида продолжала:

— Задумайтесь, сэр либо Джонсы информированы о вашей личности не настолько хорошо, как вы опасаетесь, либо они не уверены, что вы намерены сделаться Цербером.

— Есть и еще один вариант, — холодно заметил Гриффин. — Мне следовало бы додуматься до него раньше.

Аделаиде не понравился его холодный, расчетливый тон.

— Какой вариант?

— Я знаю историю «Аркейна» почти так же хорошо, как Джонсы. Мой отец позаботился, чтобы я узнал старую легенду — просто на случай, если меня или моих отпрысков поразит родовое проклятие.

— И что же?

Гриффин снова принялся ходить туда-сюда по библиотеке.

— Двести лет назад Сильвестр Джонс был так же одержим своей формулой психического колдовства, как Николас Уинтерс — Горящей Лампой.

— И?

— Отец упоминал, что, согласно старым слухам, Сильвестру частично удалось расширить свои способности. Но, как говорят, в формуле таилась роковая ошибка. Любая ее разновидность оказывалась в конце концов медленно действующим ядом.

— Гриффин, к чему вы все это рассказываете?

Он снова остановился, на этот раз перед камином.

— Возможно, Джонсы нарочно не торопятся меня убрать. Они хотят подождать и посмотреть, не оказался ли Николас более успешным алхимиком.

Его вывод сразил Аделаиду.

— Боже праведный, неужели вы серьезно?!

— Отец рассказывал, что члены семьи Джонс не рискуют пользоваться формулой основателя, потому что это очень опасно. Но им может быть очень любопытно узнать, возможно ли безопасно использовать Лампу для усиления способностей.

— И вы действительно думаете, что они решили позволить вам произвести эксперимент на себе?

— А почему бы и нет? В конце концов, если Лампа превратит меня в монстра в человеческом обличье, уничтожить меня они всегда успеют. Но если Лампа подействует и я стану человеком с несколькими талантами, они опять же могут меня уничтожить, забрать Лампу и попытаться использовать ее для себя. Вряд ли у них возникнут трудности с поиском читателя сносвета — у них есть доступ ко всем регистрационным книгам «Аркейна».

— Честное слово, сэр, вам бы следовало выступать на сцене. Ваша подозрительность — это просто театр какой-то, высокая драма. Ладно, исключительно в качестве аргумента давайте предположим, что вы правы. Какой из этого следует вывод для нас?

— В данный момент, боюсь, для вас это означает, что вы становитесь в некотором роде узницей в этом доме.

— Я боялась, что вы это скажете.

Кошмарный сон начался так же, как всегда.

…Он стоит на нижней площадке лестницы и смотрит вверх, в темноту. В доме тихо, как в склепе.

Он знает, что опоздает, но у него нет выбора. Он начинает подниматься по лестнице, кровь холодеет от страха и отчаяния. То, что он увидит, навсегда разрушит его мир.

Он знает, что придет слишком поздно, чтобы их спасти…

— Гриффин, проснитесь! Вам снова снится сон.

Голос Аделаиды вырвал его из кошмарного сна. Он открыл глаза и увидел, что она склонилась над ним. В бледном свете было видно, что на ней халат из блестящего ситца и кружевной ночной чепец. Длинные вьющиеся волосы ее рассыпались по плечам, как тогда днем, когда он ее поцеловал. В левой руке она держала свечу в железном подсвечнике.

— Ну, разве не Флоренс Найтингейл?! — Гриффин приподнялся и оперся на подушки. Он знал, что говорит слишком резко, но ничего не мог с этим поделать. Он весь вспотел, как в лихорадке, а сердце все еще колотилось как бешеное, и ему не хотелось, чтобы она снова видела его таким. Вдруг у него возникла тревожная мысль: — Я кричал во сне?

— Нет, — заверила Аделаида.

— Тогда как вы узнали, что мне снится сон?

— Между нашими спальнями есть дверь, — напомнила она. — Я почувствовала энергию вашего сна.

— Проклятие, в этом доме стало невозможно уединиться!

Она тронула его за плечо.

— Вы дрожите, но кожа холодная. Это был один из тех кошмарных снов, которые вы связываете с проявлением второго таланта?

— Нет. На самом деле я видел старый сон. Когда я был моложе, этот сон часто меня мучил, со временем стал сниться реже и потом перестал совсем. Я думал, что освободился от него навсегда. Но с тех пор, как у меня начал проявляться второй талант, этот сон вернулся и превратился в еще более мучительный.