Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания
вернуться

Гофман Виктор Викторович
Шрифт:

«На берегу морском высоком…»

На берегу морском высоком, На живописных склонах скал, Один, задумавшись глубоко, Безмолвно грустный я стоял. Высоко поднимались волны, Волна катилась за волной, И дум и восхищений полный, Стоял над бездной я морской. И в созерцанье погруженный, Я думал о страстях людских, О мире думал, о вселенной И о вопросах мировых; О Боге думал, о природе, О цели вечной бытия, О счастье, славе и свободе, О зле и благе думал я. Зачем же люди здесь страдают, Воюют за клочок земной? Зачем друг друга убивают С такою злобой и враждой? Чего хотят, к чему стремятся? Зачем бесцельная вражда? Ужели жизнью наслаждаться Нельзя без крови и вреда? Я думал о людских страданьях, Я думал о Творце людей… И о начале мирозданья, И о причине всех скорбей… Вопросы эти волновали Так сильно мой усталый ум… Внизу же волны рокотали, И слышался прибоя шум. 1901

В АЛЬБОМ

Нет, шаловливою гвоздикой Я не решаюсь вас назвать, Ведь, право, было б слишком дико Вам шаловливость приписать. Для повилики слишком полны, Для георгина ж вы худа: В нем красок пламенные волны, Которых нет в вас и следа. На колокольчик миловидный, Как мне ни стыдно, не решусь: Вдруг вам покажется обидно, А я обидеть вас боюсь. Левкой, цветок весьма приятный, Да репутация плоха: Он дышит негой ароматной Самовлюбленного греха. «Однако ж трудная дилемма!..» Однако ж трудная дилемма! Я как потерянный хожу – Ни с резедой, ни с хризантемой Я сходства в вас не нахожу. Мимоза?! Это поэтично! Но затруднение здесь в том: Она у нас так необычна, Что с нею плохо я знаком. Ах, расцветающею розой Хотел бы вас прославить я, Но что-то стало пахнуть прозой От роз, луны и соловья. Уж столько было инцидентов, Где фигурирует она, Что по уставу декадентов Она теперь воспрещена. Назвать вас лотосом не смею: Он любит полночь и порок. Итак, осталась орхидея, Индийско-сказочный цветок. Вот где открылись горизонты! Но не ликуй еще, поэт: Ведь скажут – взято у Бальмонта, А это – худшее из бед! Ах, я в ужасном затрудненье, Не помогает ни на грош Ни поэтическое рвенье, Ни стих, отточенный, как нож. Уж не ошибка ли всё это, Куда меня мой дух завлек! И вы, цветок в мечте поэта, На самом деле – не цветок? Приходится, во избежанье Дальнейших несогласных слов, Устроить нам голосованье На общем сборище цветов. Цветы живут, впивая росы, Любя приветы ветерка, А вы поставили вопросы, Что невозможны у цветка. Цветок, который сам не знает, Какой он мир собой облек, Что за мечту он воплощает, – Есть подозрительный цветок. О, я предвижу всё, что будет: Баллотировкой голосов Вас, без сомнения, присудят Быть исключенной из цветов!.. (1901)

«Сколько чувств и речей в эти несколько дней!..»

Сколько чувств и речей в эти несколько дней! Жизнь кипит, жизнь зовет и пьянит… Помню трепет плечей, помню искры очей, Помню рокот влюбленных речей. Не в обманчивом сне это грезится мне; Я живу! Это все наяву! И вверяюсь вполне я житейской волне, Пусть несет к неизвестной стране! На просторе – вольней! Там мне жить веселей! В сердце страстную дрожь не уймешь… И певучий ручей сладкозвучных речей, Знаю, грянет теперь горячей! 1902

«Я боюсь умереть молодым…»

Lascia mi virere!..Morir si giovane!
Я боюсь умереть молодым, На заре соблазнительных грез, Не упившись всем счастьем земным, Не сорвавши всех жизненных роз. Пышной лентой раскинулась жизнь предо мной: Все в ней блеск, все краса, все лазурь! Как пленителен счастия томный покой! Как роскошен размах этих бурь! Только б жить, только б жить я безумно желал, Грудь надежд закипевших полна. Этот жизненный пир, этот полный бокал Исчерпать бы хотел я до дна! Чтобы после я мог благодарной мечтой Уноситься к восторгам былым… О! вся жизнь, вся роскошная жизнь предо мной! Я боюсь умереть молодым! 1902

В ТРАВЕ

В этой мягкой, душистой траве Мне привольно, отрадно, тепло… Тонут взоры мои в синеве. Все вокруг так лазурно, светло. Я смотрю, как деревья сплелись Надо мною в узорный навес, Я ловлю уходящую высь Безмятежно-спокойных небес… Там вверху, высоко, высоко Солнце ярко горит в синеве… Мне привольно, отрадно, легко В этой мягкой, душистой траве… (Август 1902)

СУМЕРКИ

Вечереет. Прохлада Охватила леса… За оградою сада Задымилась роса. На проезжей дороге Шумный гул уж уснул… Видишь, месяц двурогий Меж деревьев блеснул. Он горит, он сверкает Точно острая сталь… Посмотри, потухает Розоватая даль. Все сильнее дымится Изумрудный ковер… Скоро звезд загорится Лучезарный узор. В чутком сумраке ночи, В полумгле, в тишине, Их пытливые очи В душу просятся мне… (Октябрь 1902)

ВЕСЕННЯЯ МЕЛОДИЯ

Солнце смеется, приветно лучами играя, Ты улыбнулася, нежно головку склоня… И расцветает душа и дрожит, замирая, В нежащей ласке любви и весеннего дня. Слышишь ли птичек ласкательно-звонкие трели? Ах, как томит этот дивный весны аромат! Как на лице твоем солнца лучи заблестели! Как твои темные, страстные очи горят? Сладостно ноет от счастья душа, замирая… Жизнь опьяняет, надеждами пышно маня… Солнце так чудно смеется, лучами играя, Ты улыбнулася, нежно головку склоня. 1902

АККОРДЫ

Вы поймете ль весь вихрь упоений моих, Эту бурю страстей молодых? Да и может ли людям поведать о них Сладкогласно-рокочущий стих? Я хотел бы увидеть под склонами гор Властных демонов огненный спор, Победителей мощно-звенящий задор, Побежденных бессильный позор. Я хотел бы пылать, упиваясь, в огне, В безпредельно-немой тишине. И чтоб в сладком, томительно-нежащем сне Звуки крепко ласкались ко мне. Я хотел бы атласно-дрожащих плечей, Звезд, горящих во мраке очей, И чуть слышных, потушенных, странных речей, И рыданий безумных ночей! (1902)