Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания
вернуться

Гофман Виктор Викторович
Шрифт:

14. У НОЧНОГО ОКНА

Там в гостиной люди, – говорят и спорят, Странно-возбужденны, как будто бы в бреду, Тайной, темной власти ослепленно вторят, Там в гостиной люди – я от них уйду. Уходи за мною – в тихое молчанье, В комнату закрытую – к высокому окну. Видишь, там на улице — каменные зданья Тихо покорились ласкающему сну. Радостно лелея загадочные думы, Тихо и доверчиво безмолвствуют они. Не смутят их счастья — уличные шумы, Блики электричества, желтые огни… А над ними дышат — волей необъятной, Светлым обещанием, знающей судьбой — Звезд неумирающих серебряные пятна, Небо сине-черное, сумрак голубой. В комнате так тихо. Протянуты мерцанья. Блики электричества на матовом полу. О, смотри доверчиво в темное молчанье, О, приникни ближе к морозному стеклу. Если верить сумраку, — он тихо улыбнется, Даст и обещание, даст и забытье. Видишь, стало радостно, только сердце бьется, Только сердце бьется — твое или мое?.. Там за дверью – люди, спорят возбужденно. И не видят люди, что мы ушли с тобой, Что мы удалились, тайно и влюбленно, В комнату закрытую, в сумрак голубой. Что мы верим тихо, верим обещанью, Радостно приникнув к морозному стеклу, Что мы полюбили тихое молчанье, Небо сине-черное, ласкающую мглу… Что мы так забылись тут, что если сердце бьется, В первый миг неясно нам – твое или мое… Если верить сумраку – сумрак улыбнется, Даст и обещание, даст и забытье. 1905

15. В ТОЛПЕ

Ужель, ты думаешь, что я в ревнивой муке Не рад любви твоей и счастью твоему, Когда, соединив ласкающие руки, Ты с ним в толпе идешь, доверившись ему? Ужель ты думаешь, что я тебя ревную В тот самый светлый миг, в тот радостный твой миг, Когда почуявши кругом толпу чужую, Твой стан к его руке доверчиво приник? О, нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши. Останься с ним всегда. Ему не прекословь. О, как ты счастлива, к нему дрожа прильнувши, Забывшая себя, принявшая любовь. Я вижу вас в толпе, я вижу отовсюду. Он выше всех в толпе, ликующий орел. И всюду вместе вас всегда я видеть буду,— О, если б хоть на миг он от тебя ушел! Лишь чтоб открыть тебе рыдающую муку, Все исступление, что я несу любя. Но ты проходишь с ним, склоненная на руку, На руку мощную, держащую тебя. О, этот тонкий стан, к нему дрожа прильнувший, О, этот тонкий стан слабее стебелька. Но нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши, И радостно душа душе твоей близка. И не ревную я. Не надо мне участья. Останься с ним всегда. Ему не прекословь. Останься счастлива, изведавшая счастье, Забывшая меня, принявшая любовь. 1905

16. В ЧАС РАЗЛУКИ

Благословим судьбу за наше разлученье?.. В нем воля явная. Зачем же длить борьбу? Пусть в сердце сдавленном глухое исступленье, Благословим судьбу. Благословим судьбу. Открылся весь наш путь, навек разъединенный, Мы отданы судьбой влиянью разных сил. Я знаю весь твой путь, лучисто-неуклонный, И я его в душе давно благословил. О, тихая сестра, о, агнец златорунный, Ты ангел ласковый среди печальных дев. И вся твоя душа – святой и многострунный, Угодный Господу молитвенный напев. Ты подвиг свой возьмешь без ропота и думы. О, сохрани себя. И душу уготовь, Твой подвиг не в борьбе, тяжелой и угрюмой, Твой подвиг сладостный – смиренная любовь. В ней ласковая весть о счастья всеединства. Для душ поверивших мгновенье забытья. В ней радость светлая святого материнства И приобщение к заветам бытия. О, тихая сестра, дай ласковые руки. Я покорюсь судьбе. Я больше не ропщу. Я в этот крупный час мучительной разлуки Ненужным ропотом тебя не возмущу. Я встану, как и ты, смиренно на колени, Я буду повторять покорную мольбу. Пусть в сердце сдавленном безумье исступлений, Благословим судьбу. Благословим судьбу. 1905

17. ТЕРЦИНЫ О ПРОШЛОЙ ЛЮБВИ

В те дни, когда с тобою мы встречались, Мы рядом шли и грезили одно, Мы рядом шли, но чуждыми остались. И души слить нам было не дано. Душа другой души не понимала, В другой душе осталось все темно. Мы отошли. Судьба нам указала. Былое стало невозможным сном. Я вновь один, тревожный и усталый. Глухая боль означилась на всем. Быть близ тебя казалось так желанно, Быть близ тебя казалось мне грехом. Была ты вся лучисто-осиянной, Входила в душу ясной тишиной, Как светлый сон, легко-благоуханной. Был взор твой сладостный и неземной, Ты мне казалась ласковой святыней, Ты мне казалась радостной весной. В твоем лице, в сиянье тихих линий Была покорность знающей судьбе, Безмолвный страх глухих моих уныний. Когда ж, дрожа, склонялась ты в мольбе, Все позабыв в молитвенном напеве. – Светилось что-то чудное в тебе И что-то близкое Пречистой Деве. 1905

III. ТРУД

1. ТЕРЦИНЫ ТРУДОВОГО УТРА

Несвязный гул ворвавшихся речей. Зеленый свет, угрюмый и неясный. Да, это утро, утро без лучей! Подходит день, тяжелый и ненастный, Тревожен мрак, глядящий из окна, А лампы свет—пугающий и красный. Итак прошло очарованье сна, И этот день в оправе дымно-синей — Действительность, что нам присуждена. На ветках дрогнущих — тяжелый иней, На улицах пустынно и темно, Весь мир одет в покров глухих уныний. Весь мир — зеленое, глухое дно. Но пусть дома — как темные пещеры, Где счастье мертвое погребено. Пусть небеса безжизненны и серы, — Я верю дню, я жду и жажду дня Со всем безумием последней веры!.. И день пришел и глянул на меня — Меж фонарей, где дотлевает чадно Гниющий след вчерашнего огня. Что ж, здравствуй, день, угрюмо-безотрадный, Тебя я встретил стойко, как всегда, Как верный страж на службе беспощадной Бессмысленно-позорного труда! 1906

2. ВЕЧЕРНИЕ ТЕРЦИНЫ

Вот, наконец, свободен и один, Могу отдаться я любимой думе, Часов вечерних грустный властелин. В дневном, в мучительном, в докучном шуме Я не живу, я там как в полусне. Я — только здесь в безбрежности раздумий. Лишь здесь легко спускаются ко мне, Как бабочки к огню свечи балконной, Те мысли, что живут лишь в тишине. Неотразимостью их потрясенный, Каким проклятьем, горьким и глухим. Кляну я день свой, снова завершенный! Да, прожит день и был он трудовым, Как каждый день, как сонмы дней привычных, Идущих вспять, влачащихся как дым. Средь мелочей, забавных и трагичных, Проходит жизнь, а сзади, в прожитом – Лишь серый дым дней тупо-безразличных. Всю нашу жизнь уродуя трудом, Как тонкий стан суровою сермягой, Какой ценой себя мы продаем! В нас притупляется вся гордость и отвага. Всем мы безумно жертвуем труду, Поденщики общественного блага… О, вечер, как томительно я жду Весь долгий день минуты лучезарной, Когда в тебе забвенье я найду. И вот ты здесь, прозрачный и янтарный. Что ж не доходит мир твой до меня, Зачем в душе все тот же гул базарный, Наследие бессмысленного дня? 1907

3. ДНИ УМИРАНИЯ

Давно и тихо умирая, Я — как свеча в тяжелой мгле. Лазурь сияющего рая Мне стала явной на земле, Мне стали странно чужды речи, Весь гул встревоженных речей. И дни мои теперь — предтечи Святых, вещающих ночей. Звучат мне радостью обета Мои пророческие сны. Мне в них доносятся приветы Святой, сияющей весны. Я тихо, тихо умираю. Светлеет отблеск на стене. Я внемлю ласковому раю Уже открывшемуся мне. Какой-то шепот богомольный Иль колыханье тихих нив, Иль в синем небе колокольный, Влекущий радостный призыв. 1905

4. В ПЛЕНУ

Задумчивый по улицам ходил я много раз. Как близкого приветствовал меня дрожащий газ. И я смотрел доверчиво на цепи фонарей, На тихое сияние закатных янтарей. И все казалось призрачным средь неподвижных стен, Закутанным, захваченным в какой-то тайный плен. С безмолвным пониманием глядящим в глубину, Любовно убаюканным в ласкающем плену. Порой бывали огненны и жутки вечера. Казалось, срок исполнился, — последняя пора. Бежали неба красного, теснились возле стен, Боялись, что разрушится наш бестревожный плен. Но вновь спускалась призрачность укромной тишины, И снова все лелеяли ласкающие сны, И снова тени тихие, уставшие от дня, Отдавшись грезе трепетной, скользили близ меня. Когда вечерним сумраком сменялась бирюза, У них бывали грустные, бездонные глаза. И руки слабо-белые без жизни и без сил, И эти руки слабые я трепетно любил. И стал я тоже призрачным, как тени вкруг меня, Как эти тени бледные, боявшиеся дня. С душой, навек отдавшейся мечте и тишине, Бегущей жизни красочной, живущей лишь во сне. И в счастье беспредельное с тех пор я погружен. Сливаюсь с миром призраков, сам обращаюсь в сон. С благоговейным трепетом лелею тишину, Навеки убаюканный в ласкающем плену. 1908