Шрифт:
Благородство его черт внушило мне уверенность, что этому человеку всякая измена, всякая низость и вероломство были чужды, и я сказал ему:
— Ты позволил чужим языкам уговорить себя на битву с родственниками твоего народа. В дальнейшем будь тверже! Хочешь получить свою саблю, свой кинжал, свое ружье?
— Не делай этого, эфенди! — удивленно сказал он.
— Я сделаю это. Шейх должен быть самым благородным в своем племени; я не могу обходиться с тобой, как хутейе или хелавийе [121] . Ты должен предстать перед Мохаммедом Эмином, шейхом хаддединов, как свободный человек, с оружием в руках.
121
Хутейе, хелавийе — племена, относившиеся к низшим кастам, как парии в Индии.
Я дал ему его саблю и все прочее оружие. Он вскочил и уставился на меня.
— Как твое имя, сиди?
— Хаддедины называют меня эмиром Кара бен Немей.
— Ты христианин, эмир! Сегодня я узнал, что насара — не собаки, что они великодушнее и умнее мусульман. Поэтому верь мне: возвратив оружие, ты победил меня куда проще, чем мог бы сделать при помощи того оружия, которое ты носишь при себе и которым ты способен был бы убить меня… Дай мне посмотреть твой кинжал!
Я выполнил его просьбу. Он проверил клинок, а потом сказал:
— Это простое железо я переломлю рукой. Посмотри-ка мой шамбийе!
Он вынул свой кинжал из ножен. Это было подлинное произведение искусства, обоюдоострое, слегка изогнутое, чудесной дамасской стали; на обеих сторонах клинка был по-арабски выгравирован девиз: «В ножны — только после победы». Кинжал был, конечно, изготовлен одним из тех прославленных оружейников в Дамаске, которые давно уже вымерли и с которыми теперь никто больше не может сравниться.
— Нравится? — спросил шейх.
— Он стоит, верно, пятидесяти овец!
— Ошибся: ста или ста пятидесяти, потому что его носили десять моих предков и на нем нет ни одной царапины. Кинжал будет твоим, а мне ты отдашь свой!
Такой обмен я не мог отклонить, если не хотел смертельно обидеть шейха.
— Благодарю тебя, Хаджи Эсла эль-Махем; я буду носить этот клинок в память о тебе и о чести твоих предков!
— Пока твоя рука останется твердой, он никогда не изменит тебе в беде.
В этот момент послышался топот приближающейся лошади, и сразу же за этим всадник обогнул выступ скалы, прикрывавшей наше убежище с юга. Это был не кто другой, как мой маленький Халеф!
— Сиди, ты должен ехать! — крикнул он, увидев меня.
— Как дела, Хаджи Халеф Омар?
— Мы победили.
— Тяжело было?
— Легко. Все взяты в плен!
— Все?
— И вместе с шейхами! Хамдульиллах! Нет только Эслы эиь-Махема, шейха обеидов.
Я обернулся к пленнику:
— Ты видишь, что я сказал тебе правду.
Потом я спросил Халефа:
— Абу-мохаммед прибыли вовремя?
— Они подошли сразу за джовари и замкнули выход из вади так, что ни один враг не смог уйти… Кто эти люди?
— Вот это — шейх Эсла эль-Махем, о котором ты упомянул.
— Твои пленники?
— Да, они поедут со мной.
— Валлахи, биллахи, таллахи! Разреши мне вернуться немедленно, чтобы принести эту весть Мохаммеду Эмину и шейху Малику! — И он мигом ускакал.
Шейх Эсла сел на одну из наших лошадей, грека положили на другую, остальные должны были идти пешком.
Наш отряд пришел в движение. Если в вади Дерадж пролили не больше крови, чем у нас, я был бы доволен.
Уже упомянутое ущелье вывело нас на другой склон горы, потом мы поехали по равнине прямо на юг. Еще задолго до вади я заметил четверых всадников, ехавших нам навстречу. Я поспешил к ним. Это оказались Малик, Мохаммед Эмин и шейхи племен абу-мохаммед и алабеидов.
— Ты взял его в плен? — закричал мне Мохаммед Эмин. — Эслу эль-Махема?
— Да.
— Слава Аллаху! Только его нам и не хватало. Скольких человеческих жизней стоил тебе этот бой?
— Ни одной.
— Кто был ранен?
— Из наших никто. Только один из врагов получил пулю.
— Тогда Аллах милосердный был на нашей стороне. У нас лишь двое убитых и одиннадцать раненых.
— А у врагов?
— У них дела пошли хуже. Их так плотно окружили, что они даже не могли сдвинуться с места. Наши стреляли метко, а сами были неуязвимы. И наши всадники держались вместе, как ты учил. Когда они вырвались из боковых ущелий, они смяли всех.
— Где теперь враг?
— Пленные сидят в вади. Они должны были сдать все свое оружие. Ни один человек не уйдет, потому что долина окружена нашими воинами. Ха, теперь я вижу Эслу эль-Махема! Но что это? У него оружие!
— Да. Он поклялся не убегать. А храбрость надо почитать — ты это знаешь!
— Он же хотел нас уничтожить!
— За это он будет наказан!
— Ты оставил ему оружие — да будет так. Поехали! Мы поспешили к полю битвы, остальные последовали за нами так быстро, как могли. На перевязочном пункте царило оживление, а перед ним кучка вооруженных хаддединов образовала круг, в середине которого сидели побежденные и связанные шейхи. Я подождал, пока приблизится Эсла, и осторожно спросил его: