Ирландские летописи рассказывают, что христианская религия была утверждена на Гебридах отшельниками-монахами ещё в начале VIII века. И когда там появились завоеватели-викинги, они приняли христианство, не особенно вдаваясь в его сущность. С них достаточно было того, что их епископы и священники также отправлялись в походы и перед битвами благословляли их оружие.

Отец Торунны, Геллир Къяртансон, не противился браку молодых людей. Род Лейфа по знатности не уступал его собственному: Эрик Рыжий тоже был ярлом, и хотя его изгнали с родины за убийство, это не пятнало его чести в глазах Геллира. Гебридский ярл и сам в молодости занимался пиратским ремеслом, не раз водил дружину в набеги и возвращался с богатой добычей. Не отличался Геллир и особой религиозностью, но любимица дочь беззаветно верила в христианского бога, и отец не хотел принуждать её связать судьбу с язычником.

Для Лейфа оставался единственный выход: чтобы получить любимую девушку, следовало перейти в христианскую веру. Религиозные сомнения мало смущали молодого викинга, беспокоило только одно: как посмотрит на его брак с христианкой отец. Лейф знал, что Эрика не раз пытались обратить в «истинную веру», но он с презрением отвергал такие предложения.

— В какой вере я родился, в той и умру, — обычно говорил Эрик Рыжий. — И пусть бог-громовержец Тор поразит меня своим заколдованным мйольниром, [62] если я передамся на сторону какого-то новоявленного Христа, который, по утверждениям его поклонников, никогда не держал в руках меча.

Но любовь Лейфа в конце концов взяла верх над боязнью отцовского гнева. Священник Рагнар Гуннарсон окрестил Лейфа и он же обвенчал его с Торунной. На свадьбу собрались сотни друзей, близких и дальних родственников Геллира, и даже для рабов были зажарены быки и выставлены бочки пива.

И там, на пиру, где состязались в искусстве скальды из ближних и дальних мест, всех победил старый Снорре Гудмундсон, сложивший песнь о молодом викинге, со славой погибшем в далёкой южной стране. Вот эта песнь.

Всеобщий хор похвал был наградой старому певцу, и растроганный хозяин Геллирехольта, сам потерявший сына в далёкой южной стране, поднёс скальду драгоценную золотую чашу. А маленький Рори Эйлифсон, слушавший песнь с горящими от восторга глазами, громко воскликнул:

— Так жить и умереть!..

Осенние бури уже бушевали над Атлантикой, а «Фрейя» всё ещё стояла в укромной бухточке неподалёку от Геллирехольта. Лейф Эриксон никак не мог расстаться с молодой женой. Дни Лейфа и Торунны проходили беззаботно в рыбной ловле, в охоте на морских птиц, в поездках к многочисленным родственникам Геллира Белого.

Тем временем товары — тюленьи шкуры, моржовые клыки, гагачий пух — мирно пылились в корабельном трюме, а ведь Лейфу было приказано продать их с выгодой и закупить товары, без которых зимовка в Эриксфиорде окажется очень трудной.

И когда оттягивать отъезд стало невозможно, Торунна оказалась более благоразумной.

— Милый, — сказала она, — мы с тобой чудесно проводим время, но пора нам отправляться в Норвегию. Твой отец и так разгневается на тебя за переход в истинную веру, но если ты оставишь его на зиму без вина и пива, без новых рыболовных снастей и капканов на песцов, без новых платьев для матушки Тьёдхильды, он тебе этого не простит…

— Ты, как всегда, права, дорогая, — грустно улыбнулся Лейф, — но если б ты знала, как тяжело мне покинуть тебя…

Торунна удивилась:

— Покинуть?! Но я же давно решила отправиться с тобой! Надеюсь, для меня найдётся местечко в трюме «Фрейи»? И хоть я христианка, но буду довольна, если добрая богиня, именем которой назван твой корабль, станет покровительствовать нашей любви…

Молодая женщина лукаво рассмеялась.

— Нет, нет! — возразил Лейф. — Я не возьму тебя с собой, Торунна! Я не имею права подвергать мою любимую опасностям в бурном осеннем море. Одно лишь сознание того, что богиня Хель может прислать за тобой своих грозных посланцев… Не хмурься, прости, не так легко расстаться с языческими верованиями. Словом, если тебе будет грозить беда, моё сердце замрёт от страха, а руки станут беспомощными, как у ребёнка…

Несколько дней продолжались споры Лейфа с женой, и наконец, Торунна согласилась ждать его возвращения до следующей весны.

На прощание молодой викинг подарил Торунне плащ, сшитый из сукна, сотканного его матерью.

— Это залог того, что моя семья примет тебя, как родную, — сказал Лейф.

Поверх плаща он опоясал жену дорогими украшениями из рыбьего зуба. Рыбьим зубом в ту эпоху назывались моржовые клыки. Слоновая кость тогда встречалась в Европе редко, а изделия из моржовых клыков славились красотой и прочностью и высоко ценились.