Кто твой главный враг, пытал меня, и пока я мысленно старался сыскать недруга в стенах валютной биржи, получал ответ:

– Твой враг - брокер!

– Брокер?

– Он самый, сучок! Спрашиваешь, почему? Отвечаю: он стрижет тебя, как барана.

– Как барана, - повторил эхом, вспоминая свое анекдотическое трудовое прошлое.

– Именно, - пыхал сигаретой.
– К примеру, ты решил заключить сделку. А там, - снова указал глазами на потолок, - сидит этот попка и говорит: "Котировочки у нас чуток другие, чем у вас на графике. Мы сейчас работает по Бельгийскому банку". То есть он срезает в свою пользу, скажем, два пункта. Много это или мало? Все зависит от ставки. Если играешь на "куски", то много. Вообщем, всех кормит маржа. Угадаешь её - цветешь, как роза. Не угадал - вешайся.

– Перспективы, - крякнул я.

– А ты не рискуй, - радостно проговорил Анатолий, будто я уже спустил в сточные воды МСБС все свои трудовые сбережения.
– Будь бдителен, выдержан и сер. Никому никаких советов по котировкам. Помни, каждый умирает в одиночку. Все благородные порывы побоку. Если я в ступоре, молча радуйся, что это не ты. Не выказывай никому никаких сочувствий. Жалость - унижает. Твоя цель: клепать деньги!

Я шумно вздохнул от такого прагматичного инструктажа: черт побери, что за оскал капитализма? А где наши истинно-славянские порывы души? Что за беспощадный материализм? Где игра свободного ума, господа? Неужели будем жлобно жаться в опаске потерять монетку? Разве счастье, повторю, в деньгах? Все эти вопросы я благоразумно решил не задавать коллеге, поскольку был уверен - буду неправильно понят.

Никак не буду понят - пока мы с ним находимся в разных понятийных, выражусь так, категориях. Тот, кто рискует своими медными копейками, мыслит совсем иначе, чем тот, кто базарит чужое серебро. Мое ироничное и безмятежное отношение к происходящему объясняется просто: я - залетная птаха, случайно проносящаяся над малознакомым пространством. Моя мечта сладить миллион долларов - мечта люмпен-пролетарского хама, когда-то хорошо попорченного государством, где каждый гражданин имел равные права во всенародные революционные праздники на палку салями финского производства, на полкило колбасы из сыктывкарского картона, на жестянку дальневосточной кильки в собственном соку, на бутылку водки из прикаспийской нефти и на коробку конфет столичной фабрики "Рот-фронт".

Что же теперь? Все то же самое - только за все надо платить: как за отечественный, синий газ с полуострова Ямал, так и за кусок розовой аргентинской телятины с одноименным танго в ресторане "Яма". А не пригласить ли на экзотический танец любимую девушку, спросил я себя, и предлог имеется: рождение валютного спекулянта.

– А что Мая, - поинтересовался я, - давно на бирже?

– Работает, - пожал плечами трейдер.
– Зря делаешь стойку, критически осмотрел меня, - на нее.

– А что такое?
– обиделся.
– Я гарный хлопец, - руками потрухал рубаху, очевидно, вырванную из верблюжьего заднего прохода, облепленного колкими колючками каракумской пустыни.

– Таких, - усмехнулся Анатолий, - валом, - и уточнил, - хлопчиков.

– А я не боюсь конкуренции, - вспыхнул.
– Пусть победит сильнейший.

– Ну-ну, - окислился лицом многоопытный игрок на поле жизни.
– Рискни, а я посмотрю.

– Только покажи, как хапнуть миллион, - гнул свою линию, - чисто конкретно. Дерзнем!

– Сейчас?

– А что нам мешает? Сыграем на тысчонку, - горячился, - мою, разумеется. Чтобы я понял процесс, так сказать, добычи...

– Не жилец ты у нас, - признался господин Кожевников, туша сигарету. Сгоришь в атмосфере за неделю, помяни мое слово.

– Зато будет красиво, - отмахнулся с нетерпением.
– Ф-ф-фырк! Видел, как горит комета?

– Откуда ты такой, - сокрушенно покачал головой бесцветный человек, на просторах нашей родины?

– Из тушинской закраины, - признался я.
– Не бойся, дружище, позволил себе фамильярность, - прорвемся к звездам. И не только к ним.

Знаю, что моя простота порой доводит людей уравновешенных до белого каления. И я понимаю: кому может понравиться нахальство, цветистость слога и откровенные глупости? Никому, кроме тех, кто меня знает с лучшей стороны. К сожалению, наилучшая сторона моя скрыта от постороннего взгляда, как оборотная сторона стыло-осповой Селены. Однако к ближнему надо относиться с христианским терпением и уважением.

Я сказал "с терпением", вашу мать, а кто не понял, оторву все, что можно оторвать! И "уважением", мать вашу, я сказал! И тогда, возможно, мир будет куда лучше, чем он есть на самом деле. Человеку надо прощать его недостатки и выискивать достоинства, как шеншиловые обезьянки выбирают друг в дружке блудливых, но питательных вошек.

Проще говоря, мой новый друг и коллега сдержал все свои чувства, чуть, правда, дергая бескровной аристократической щекой, и мы вернулись в операционный зал, прибывающий в унылом ожидании всеамериканской побудки.

Кто - как, а к янкам я отношусь с всею любовью, на которую только способен. Я их люблю, как миллионы мужей обожают своих тщеславненьких жопастеньких тещ, проживающих в стыдливом далеком далеко, откуда ни вертолетом, ни пароходом, ни на ветвистых оленях нельзя добраться в гости к доченьке, единственной кровинушке. И чем больше расстояние, тем крепче любовь к маме.

Такое положение вещей касается и тех, кто жирует в USA. Вместо того, чтобы бежать на валютную биржу некий задрипанный и рыжеватый, как баржа, Джо Й. Вольфсон, кряхтя, залезает на силиконовую жену свою и начинает её штурмовать в позе медведя коалы. А, как известно, эти коалы, обожравшиеся газовой кока-колы, очень даже неторопливы. И что теперь: весь трудолюбивый люд должен ждать, когда закончится штормовой процесс на водном матраце?