– Жабер-кто? – Ирка хлопнула глазами, поняла, что муж ее не слышит, и гаркнула так, что все жуткие жабервоги современности свободно могли оглохнуть и уже глухонемыми отправиться в свой последний подземный путь: – Моржик, твою дивизию! Ты опять запер в гараже собаку?!

– Серьезно? – Моржик уронил книжку и прислушался.

Снизу и впрямь доносился приглушенный вой, в котором тоскливые нотки перемежались отчетливо злорадными. Так могла бы завывать собака Баскервилей, удовлетворенная желудочно, но умеренно страдающая от одиночества, вызванного ощущением собственного интеллектуального превосходства над Каштанкой, Муму, Белым Бимом с Черным Ухом и всеми собачками Павлова оптом.

– Ты думаешь, это Томка? – усомнился Моржик.

Кобель Томас, немецкая овчарка отнюдь не нордического темперамента, оказавшись однажды случайно закрытым в подземном гараже, в приступе бурного отчаяния помял лапами капот машины и сгрыз новую зимнюю резину «Мишлен», выплюнув только плавающие шипы. При этом страдал породистый пес молча, и его присутствие в гараже выдали лишь звуки производимых им разрушений.

– А кто же, если не Томка? – задумалась Ирка.

Баскервильский вой превратился в писк и нечувствительно ушел в ультразвук.

– Может, мыши? – предположил Моржик.

Ирка фыркнула. Предполагаемые мыши басовито захохотали и чем-то металлически лязгнули. Очень не хотелось думать, что зубами!

– Пойду, посмотрю! – Моржик решительно откинул одеяло, подтянул пижамные штаны, поискал глазами, чем бы вооружиться, и схватил с тумбочки декоративную бронзовую статуэтку, изображающую Афродиту Боттичелли.

– Красота – страшная сила! – сказала, взглянув на изваяние, Ирка. И поспешно добавила: – Я с тобой!

Она плотнее запахнула шелковый пеньюар и за неимением лучшего оружия подобрала с постели оставленную Моржиком книжку. Увесистым томиком японского прозаика запросто можно было оглоушить пару-тройку некрупных жабервогов.

Крадучись, они вышли из спальни. Моржик с бронзовой Афродитой наперевес шагал первым, Ирка – следом, имея на лице сосредоточенное выражение Заклинателя Дьявола и держа перед собой томик Мураками, как священную Библию.

Не рискнув с разгону толкнуть дверь, Моржик приник глазом к щелочке у косяка.

– Ну, что? Что там? – замирающим от волнения шепотом спросила мужа Ирка.

– Не пойму! – прошелестел в ответ Моржик. – Вроде шевелится что-то большое, белое…

– Белое?! Мы что, с собой ее привезли?! – изумилась Ирка.

– Кого?

– Да Маму Пасечника!

– Какую, к чертовой матери, маму?! – тихо вызверился Моржик, окончательно потеряв терпение.

Ирка молча отодвинула мужа от двери, пригнулась, тоже заглянула в длинную вертикальную щель и действительно увидела что-то белое, словно прямо за дверью кто-то вывесил на просушку простыню. Предполагаемая простынка интригующе колыхалась, но разглядеть происходящее за этим импровизированным занавесом было невозможно, хотя происходило там что-то очень интересное. Ирка услышала тонкий писк свежевылупившегося птенчика, который быстро набрал мощь и превратился в жуткий скрежет, раздирающий барабанные перепонки и рвущий в клочья нервы.

– Ох! – Моржик отшатнулся от двери и зажал уши ладонями.

Ирка стиснула зубы и мужественно перенесла акустический удар, не покинув свой наблюдательный пост.

– Давай войдем! – шепнул Моржик. – Я больше не могу слышать эти дикие звуки! Я пойду первым, а ты прикроешь!

– Давай! – Ирка распрямилась, свободной от книжки рукой одернула пеньюар, прижалась спиной к стене и глубоко вздохнула, приготовившись к вооруженному вторжению.

Опытным путем я обнаружила, что две стеклянные банки с малиновым вареньем, поставленные вплотную и закрученные в противоположных направлениях, издают невероятно нервирующий скрипучий звук. Я тут же сделала соответствующую пометку в блокноте и продолжила свои эксперименты с учетом этой поправочки. После пары-тройки репетиций мне особенно хорошо удавались тихие страдальческие стоны и зловещие завывания на разные голоса. Чудесно получилась и серия мучительных финальных хрипов, которую я завершила аккуратным падением на пол. Практической необходимости в этом не было, просто я вошла в роль и, «задохнувшись», показательно увяла и поникла, как балерина, исполняющая партию Умирающего Лебедя. Красиво закружившись, моя балахонистая ночнушка легла вокруг меня смятым парашютом. Склонив голову на изящно сплетенные руки, я замерла, воображая себе бурные овации впечатленной публики.

Отзвуком громовых аплодисментов прозвучал удар о стену распахнувшейся двери!

– Хватай ее! – прокричал знакомый женский голос.

И не успела я головы поднять, как меня скрутили и рывком вздернули на ноги! Резкая боль в поврежденной руке вынудила меня заорать так, что все мои предыдущие голосовые упражнения померкли на фоне этого вопля, как розочки ситцевой наволочки, замоченной в порошке с отбеливателем!

– Боже! – ахнула Ирка, всплеснув руками.

Сквозь слезы, застилающие мои глаза, я увидела смутную фигуру с воздетыми руками, в которых был зажат толстый талмуд. Незабываемые события вечера обоснованно навели меня на мысль, что этим тяжелым предметом меня сейчас будут бить по голове, и я резко уклонилась в сторону, боднув схватившего меня человека в подбородок.

– М-м-м! – Моржик замычал и разжал руки.

Я шлепнулась на пол, не теряя времени, шустро уползла в угол и уже оттуда рассмотрела моих обидчиков.

– Ленка! Это ты тут выла и стучала?! Какая муха тебя укусила? – спросила Ирка.

– Мы подумали, что заперли в гараже собаку, – сказал Моржик, потирая подбородок.

– Соба-ака? – обиженно протянула я, оскорбленная в своих лучших чувствах. – Это были звуки подземелий и гробниц, пятиминутный саундтрек к мистическому триллеру!

– Что, что это было? Саундтрек к триллеру? – повторил Моржик, начиная нервно смеяться.