Господин Триб Квинтилий (между прочим, дворянин, происходивший из почтенной семьи) напоминал внешним видом преуспевающего гробовщика из страшных рассказов Стефана, Короля Историй. Высокий, худющий, в черной статской одежде с ослепительно белым воротничком и маленьким блестящим значком ордена «Серебряного щита» на груди. Еще Нумедидес наградил, за безупречную службу.

Стагис, передав меня страже Железной башни, незаметно поклонился мне и развернул коня. Я заметил, как в его взгляде проскочила искра сожаления. Ладно, не буду на него обижаться. В конце концов, барон только выполнял свой долг перед королем. Вернее, перед тем, кого он считал королем.

Комендант молча, лишь жестом руки, пригласил меня следовать в дом. Два стражника с обнаженными саблями двигались позади, и я удивился тому, что не было слышно шума их шагов. Только потом разглядел, что на сапоги были натянуты мягкие войлочные чехлы. В канцелярской комнатке меня усадили в донельзя протертое кресло (я ужаснулся, представив, сколько людей сиживали на нем), а господин Квинтилий, усевшись за стол, взял бумагу.

– Итак? – он поднял на меня взгляд больших темных глаз и пригладил рукой седовато-желтые волосы. – Хальк, барон Юсдаль?

– Да, – подтвердил я. – За что меня арестовали?

– Отвечать только на мои вопросы, – бесстрастным голосом сказал комендант. – Лишних слов не говорить.

Он обмакнул перо в чернильницу. Далее последовала долгая и ужасно нудная процедура: когда и где родился, кто отец и мать, есть ли права наследования на поместье, в какого бога веруешь, род занятий, последнее место государственной службы и так далее. Я честно отвечал. Интересно, что не прозвучало ни одного вопроса о моем недавнем путешествии в Пограничье, равно как и о моих друзьях. Если они не проявляют излишнего любопытства – значит еще не все потеряно. Или вся компания во главе с Конаном давно попалась…

Некоторые вопросы неистребимо отдавали мрачным тюремным юмором. Я даже был готов рассмеяться, когда месьор Триб вопросил о том, по какому обряду следует хоронить Халька из Юсдаля в случае преждевременной смерти в тюрьме? По митраистскому или же иштарийскому?

– По языческому, – фыркнул я. – Сожжение, человеческие жертвоприношения и кровавая каннибальская тризна обязательны.

Квинтилий и ухом не повел, что-то чиркнув на своем пергаменте. Наконец, он свернул документ в трубочку, засунул его в ящик стола и сказал в воздух, ни к кому не обращаясь:

– Приречное крыло, камера двенадцать. Строжайший надзор.

За моей спиной выросли двое стражников. Перед тем, как отправить в путешествие по темным и пахнущим мхом коридорам Железной башни, меня обыскали. Отобрали деньги, баронское кольцо, поясной ремень и коротенький ножик для разрезания книг. Все вещи вместе с оставленным бароном Стагисом мечом сложили в мешок и куда-то унесли.

Вот я и сижу в «камере двенадцать» уже несколько колоколов и представления не имею, что со мной будет дальше. Вообще-то в городе про Железную башню ходило множество жутких слухов: мол, по приказу влиятельных особ здесь могут и глаза выколоть, и удушить ночью, а потом сказать, что узник скончался от грудной жабы… Не понимаю, что потребовалось от меня существу, завладевшему троном королевства? Скорее всего, оно хочет уничтожить всех возможных свидетелей, чтобы беспрепятственно править дальше. Из чего делается логический вывод: ваш покорнейший слуга останется здесь очень надолго, если не навсегда…

– Эй! – я прислонился к двери спиной и начал пинать ее пятками. – Кормить узников вы обязаны! И принесите теплое одеяло!

Скрипнула круглая деревяшка, закрывавшая глазок. К двери кто-то подошел.

– Молчите, – донесся тихий голос. – Ужин будет после десятого колокола. И лишних одеял не полагается, у вас есть одно.

Как же! Одеялом это можно называть только в насмешку. Кусок побитой молью фланели, под которым не может укрыться и десятилетний ребенок – настолько маленький! Одно хорошо – ужин все-таки скоро принесут. Интересно, чем они здесь кормят?

– Будете шуметь – командир стражи коридора прикажет заковать в кандалы, – пригрозил находившийся за дверью стражник. – Или перевести в подземные этажи. А в тех камерах – воды по колено.

– Тогда я не буду шуметь, – я отошел и равнодушно сел на узкую деревянную кровать. Тьфу, ублюдки!

Я несказанно обрадовался, когда очень издалека донеслись десять ударов колокола с храма Митры, стоявшего во дворе тюрьмы. Туда водили неопасных заключенных. Отлично! Значит, скоро принесут поесть!

Рано радовался. Вот прозвонили первую четверть, затем вторую, я задремал и проснулся лишь когда отбивали полночь. Еду никто не принес. Они что, меня голодом хотят уморить?

Вдобавок я пить захотел. И еще кое-чего, о чем при дамах не упоминают.

Наконец-то! Зашуршал отлично смазанный засов, тихо звякнула снаружи связка ключей. Но вдруг у меня заколотилось сердце – а если это убийцы? Задушат или зарежут, а может быть оттащат в пыточную, вызнавать, где находятся мои приятели-заговорщики… Не скажу, что я умею хорошо драться кулаками, но хотя бы пару синяков я им сумею поставить прежде чем умру! Или вцеплюсь зубами в шею…