Как аспид и клинком как тать кинжалит

Дракон в полёте, а на вид так уж ас.

Я зеркало с музейным слоем пыли

И огненные буквы чёрной были.

Я зеркала усталость отраженья

И пыль музея. Вещи невкушённой -

Золота мрака, девы разрешённой,

В надежде смерти жду, чая вторженья

В тайну её. Не встречу возраженья

Кастильца, с цитаделью сокрушённой

Её сравнив, мечом распотрошённой,

Чьи пуха и пера плавны круженья!

Проникнуть в тайну жизнепродолженья

Хочу теперь я перед рассмешённой

Публикою почтенной, вопрошённой:

"Над кем смеётесь, духом несолженья?"

Не почестей ищу я, но служенья.

Отдал Бог суд душе, любви лишённой.

Да будет человек не недостоин

Ангела, меч которого охранный

Огненным назван, как алмаз огранный,

А стих – кагор, на травах что настоян.

И в человеке Ангел удостоен

Смеха толпы, которой хохот бранный

Надменно переносит, предызбранный

На эту казнь: "Вот как я непристоен!"

Но я стою, а ты шаткоустоен,

Свободою зовущий плод возбранный

Народ поганый, в рог меня баранный

Скрутить хотевший – ил, что не отстоян

И грязь в тебе, язык английский. Сто ен

Не даст японец за твой юмор странный.

Кто видел его вхожим в лупанарий

Ни во дворец в квартале нуворишей,

Который титулованным воришей

Воздвигнут, ибо истинный он арий?

Нет, не поёт бомонду их он арий,

Не кушает начинок, что внутри шей

Лебяжьих запекают – изнутри шей

Облатку кишкой тонкой, кулинарий!

Ангел хиникс пшеницы за динарий

И два хиникса ячменя, что Гришей

Царю – Чем, государь, благодаришь, эй?
–

Предложен, не купил. Лукав Бинарий!

У Ангела совсем другой сценарий.

С женой, а не с сестрой он спал Иришей.

Ни разу не унизился до просьбы

Ни плача Ангел и в годину краха,

Спокойно ожидая смерть, без страха,

С которой, риск любя, не спал он врозь бы.

За райские кущи от изморозьбы

Он спрятался бы с нею ради траха:

"Желанная моя, ты так добра, ха!

Вот я в тебе оставил свою рось бы!"

Перед изображеньем гистриона

Ниц не упал, унизившись, ни разу

Оттачивающий как бритву фразу:

"Нуждаешься в огне, солома? О, на,

Гори на мне, Татьяна как на Тате!"

Зовётся Соломоном Ангел, кстати.

Другой на него смотрит. Но да вспомнит,

Что никогда один уже не будет,

И перед смертью больше глаз не томнит

Вор, если мать родную не забудет.

Иной себя парящим высоко мнит,

А по утрам всех воплем своим будит,

Хоть никакой нужды под утро в том нет.

Вор потроха певца сперва добудет,

А после кости птицы не без мяса

Остатков заполучит кот. Он ляса

Точить умеет с Богом, на колени

Вскочив ему, когда тот конопляса

Накурится, внимая в сонной лени,

Как Румпельштильхцен треск издал в полене!

В публичном свете дня или во тьме

Свидетельствует, не переставая,

О каждом его вздохе тень живая,

Но зеркало есть и в чтеца уме.

Стихи его на воле и в тюрьме

Читают воры, Бога открывая,

А фраеров вот пеня роковая:

"Зачем я не бродяга при суме?"

Рукав рабочей робы в бахроме

У Соломона, не без торжества я

Предсказываю. Кукла восковая

Пусть её носит! Сказ есть, как куме

Помог Мир, не готова что к зиме,

Стеной кирпичной зал перекрывая.