Шрифт:
«Странно, что не выветрилось еще», — с тревогой подумал Воронков. Джой стоял возле входа и тоже тревожно принюхивался.
— Ну, что Джой? Туда? Как ты думаешь?
Джой обернулся. Он ничего не думал по этому поводу. Он сомневался, что там внутри найдется пожрать, он сомневался, что там будет безопаснее, но там не будет ветра, и то уже хорошо.
Воронков двинулся вперед.
— Фонарик брать не будем, чтобы не потерять его в темноте, — проворчал он.
Какой-то источник света пригодился бы, и весьма.
Мучить газовую зажигалку-горелку бесполезно. От нее не свет, а смех один. А поджечь… Было бы чего…
Он оказался в помещении вроде просторного тамбура. На полу были проложены две параллельные металлические полосы с желобками вроде трамвайных рельсов. Но, судя по их ширине, двигаться по ним должен был не трамвай, а нечто более массивное.
Дальше проход загораживала металлическая стена или ворота. Так вот сразу и не разобрать. Видимо, все же ворота, поскольку рельсы уходили под них. В воротах обнаружилась дверь, обрамленная заклепками в два ряда. На двери вместо ручки были два массивных рычага.
Сашка подергал один из них вверх-вниз. Поначалу ничего, но по мере увеличения усилия рычаг пошел вверх и в массиве металла что-то лязгнуло. Второй рычаг подался в противоположном направлении с тем же звуком. Металл холодил руки.
«Может, постучать сначала?» — язвительно осведомился внутренний голос.
— А может, туда гранату сразу кинуть? — не менее язвительно заметил Воронков внутреннему голосу.
Внутренний голос заткнулся.
Потянув на себя, Сашка открыл дверь, для чего пришлось упереться ногой.
Дверь скрипнула гулко и утробно, но петли работали на удивление хорошо. Либо смазка, либо вкладыши не дали им ни приржаветь, ни примерзнуть.
Внутрь немедленно устремился поток воздуха.
Сашка, подгоняемый холодной струей, вошел.
Взъерошенный Джой осторожно последовал за ним.
Тоннель уходил в глубь горы, немного загибаясь в сторону. По стене шла расшивка толстых кабелей. Сквозняк из двери был нестерпим. Поэтому Сашка не поленился закрыть ее, да и подумал заодно, что если есть сквозняк, то должен быть и выход на другом конце.
Дверь окончательно отгородила дневной свет. Постояв немного, Воронков двинулся вперед. Тьма египетская!
«Я рядом, хозяин!» — обнадежил Джой.
— Ты-то хоть видишь чего? — спросил Сашка.
«Впереди светло!» — обрадовал Джой и гулко застучал когтями, удаляясь.
— Светло ему, вишь ты! — проворчал Воронков.
Но, попривыкнув к темноте, сам понял, что впереди сереет. Не то чтобы свет в конце тоннеля, но не такой непроглядный мрак. Вообще-то свет в конце тоннеля часто означает только, что к вам приближается поезд. Но иногда это действительно выход.
Вообще-то выход из этого мира был бы кстати, и побыстрее.
Черт его знает, может, тут радиация! Когда имеешь дело с военными, нужно готовиться к самому худшему. И, кто знает, может, худшее уже случилось. От таких мыслей Воронков поежился.
Ветра здесь не было, но холодина была все такая же — промозглая, пробирающая до костей.
— Простудиться не хватало еще! — сказал Воронков негромко, чтобы не будить эхо.
Тоннель загибался вправо, и светлело все больше. Теперь уже различался и пол, и кабели на стене, и мертвые плафоны ламп под потолком. Плафоны эти, какой-то модерновой овальной формы и защищены причудливыми решетками в виде сплетающихся ветвей.
Они не очень вязались с тоннелем. Будто для помещений штаба были заказаны, но не понравились генералу и вот нашли применение в сугубо утилитарном помещении.
Странновато.
По правую руку, на той стене, где не было кабелей, стали попадаться массивные, похожие на одутловатый холодильник «ЗИЛ» первых выпусков двухметровые шкафы, приделанные к стене, радикально армейского цвета хаки с ручками желтого металла. Пару шкафов Сашка попробовал открыть, но они были заперты, и попытки пришлось прекратить.
Вскоре открылся и источник освещения. Один из плафонов на потолке заливал часть тоннеля ярким светом, похожим на дневной снаружи — белый, снежный. В этом свете стало ясно, что стены тоннеля выкрашены в бежевый цвет, они гладкие и чистые.
Все в очень хорошем состоянии. Ни пыли, ни мусора, никаких следов разорения. Впечатление не как от бункера, а как от корабля, скажем, ледокола, где старпом гоняет команду в хвост и в гриву. И запах какой-то корабельный, хоть и застоявшийся.
От этой аптекарской чистоты, яркого света сделалось безотчетно тревожно и неуютно, как в больнице, что ли…