Похоже, что или остров, или только его берег был плавучим сплетением ветвей, травы и кочек. Джой повторно отряхнулся, забрызгав колючими каплями, впивавшимися в лицо.

— Ты не мог бы сделать это в сторонке? Или ты считаешь, что мне не помешал бы душ?

Джой ничего не ответил.

Вдруг над болотом раздался жуткий басовитый рев. Он начинался в самом низком регистре, с рокотом набухал и проникал в самую душу.

— Класс! — вырвалось у Воронкова, — только Гримпенской трясины мне не хватало с собаками Баскервилей.

Впрочем, для собаки Баскервилей рев был слишком густоват и страшноват. Эта собака сама бы забилась под кочку, услыхав такое, от него начинал ощутимо пульсировать воздух в легких и накатывало предчувствие неминучей страшной беды. Да и не собачий это был голос. Но и объяснения типа «газ поднимается ил опускается» тоже не подходили. Сашка мог бы поручиться, что звук издавало живое существо. И встречаться с обладателем этого голоса не хотелось совершенно.

Вороненок всегда полагал, что крики жертв в американских ужастиках давно записаны в некий банк данных и используются в каждом фильме в зависимости от психотипа персонажа. Жалкий толстяк, задираемый саблезубым тигром, всегда кричит, как жалкий толстяк, задираемый саблезубым тигром. Блондинка, столкнувшаяся в шкафу с маньяком, кричит всегда, как блондинка, столкнувшаяся с маньяком и именно в шкафу. Монстры и маньяки тоже издают определенный набор звуков. Рев, раскатившийся над болотами, не походил ни на что вообще. Он мог бы очень обогатить представления создателей триллеров об ужасающих звуках. Он тянул на бюджет блокбастера.

Следующий звук расширил и обогатил представление Воронкова о других звуках — об омерзительных.

Этот звук мог бы издавать вымирающий мамонт, задираемый исполинским вымирающим «смилодон-фаталис», пожалуй, с одним условием — если бы мамонт был снабжен паровым свистком.

Джой еще раз отряхнулся, словно пытался не только осушить длинную шерсть, но и вытряхнуть из ушей застрявшие там противные ноты.

— Какой немузыкальный край, — прошептал Вороненок, начиная мерзнуть.

На этом мокром островке нечего было и думать о костре и просушке. Да и неясность обстановки не способствовала к такой вызывающей небрежности, как открытый огонь. Кто знает, что прячется там в тумане?

Вновь и вновь, наводя жуть, раздавался рев чудовища над болотами, вновь и вновь пронзительно вторил ему паровой туманный ревун какого-то судна, кравшегося по протокам между кое-как прикрепленными к месту островками плавучих растений.

Воронков стучал зубами, сидя на кочке. Джой осторожно пробирался вокруг, словно без особой надежды пытался найти путь к спасению.

Сашка решил разобрать автомат на натянутой на коленях куртке. А на чем еще? Нужно было позаботиться об оружии, побывавшем в воде. Да и любопытно было немного, что там у «Калашникова» изготовленного на «Тульском Императорском имени Петра Великого оружейном заводе», отличается от нашего.

Это было ошибкой. Так ведь: «Знал бы где упал…»

Возиться с неполной разборкой, сидя на кочке и растопыривая колени, чтобы натягивать куртку, оказалось чертовски неудобно. Но тем не менее Сашка откинул вверх крышку затворной коробки, вынул затворную рамку с поршнем газоотвода — самую знаковую деталь «Калашникова» и все детали разложил на влажноватой коже.

Вроде все было как у нас. Ничем особенным автомат не отличался. Разве что целик был диоптрическим и находился не перед газоотводной трубкой, а на крышке затворной коробки, как у израильского «Галила».

А еще нашла объяснение четвертая позиция переводчика-предохранителя. Ударно-спусковой механизм был, очевидно, усложнен для стрельбы фиксированными очередями. Судя по количеству храповых зубчиков — по три выстрела.

Вдобавок все детали внутреннего устройства были ощутимо скользкими на ощупь. Вода и грязь на них практически не задерживались. Интересно. Наверное, что-то вроде тефлонового покрытия. А в остальном все «как у людей».

— Ну надо же, везде «калаш», — почесал в затылке Сашка. — Даже в других мирах. Нет автомата, кроме «Калашникова», и «Калашников» — тот автомат.

Сашка не слишком любил АК, считая, что тот самим фактом своего существования не на шутку затормозил развитие отечественного стрелкового оружия, но признавал бесспорную гениальность конструкции.

В этот момент его отвлекла необходимость удерживать равновесие. Островок закачался на волне.

В разошедшемся тумане было видно, как из темной воды вздымается какая-то огромная горбатая спина.

Сашка напрягся, но, присмотревшись, разобрал, что это горбатится вереница понтонов, на которых, как это Ни удивительно, проложены рельсы.

И уже через мгновение появился поезд. Он двигался по этим самым рельсам, уложенным на бесконечную связку заякоренных понтонов.

Из тумана выплыл покрытый оспинами заклепок первый вагон, с паровозным скребком впереди, торчащей из лобового гнезда пушечкой, казематами с пулеметными амбразурами по бокам и щелями бойниц в ряд.

Следом шел паровозик, забранный бронещитами с боков, а за ним тендер и еще один такой же броневагон. Поравнявшись, паровоз произвел уже знакомый истеричный вопль. Сашка поморщился, Джой заскулил.