Команда «огонь!» пришла внезапно, хотя ее ждали с секунды на секунду. Связист, белобрысый боец в сдвинутой на затылок пилотке, держа двумя руками телефонную трубку, тонким голосом повторил слова лейтенанта:

– По танкам! Огонь!!!

Петрушин на какие-то секунды промедлил, отстал от других орудий. Цель его находилась еще на приличном расстоянии. А хотелось поразить машину сразу, первым снарядом. Слева, где было орудие сержанта Беспалова, и дальше по ту сторону шоссе, где укрылась пушка Червоненко, почти одновременно блеснули короткие вспышки и раскатисто прогремели пушечные выстрелы. Передний танк дернулся и вспыхнул костром. Легкость и быстрота, с какой был поражен танк, удивляла и казалась нереальной. Из охваченной пламенем машины выскакивали танкисты, одежда на них дымилась, они бросились в кювет и катались по земле, сбивая языки пламени.

Второй танк рванулся вдруг в сторону, круто развернулся, расстилая на взрытом асфальте ленту правой гусеницы. Но в следующую секунду, опережая на какой-то миг Петрушина, машин пятнадцать, в том числе и тяжелый головной танк, спускавшиеся с ближнего пологого холма по шоссе, запульсировали оранжевыми вспышками.

– Ого-онь! – выдохнул Петрушин.

Горячая волна туго ударила в уши, окатила пороховой гарью. Ствол орудия пружинисто отошел назад и снова занял свое положение. И одновременно с выстрелом в стороне, слева, где находилось орудие Беспалова, и по ту сторону шоссе, в поросшем сосняком взгорье, взметнулись стеной земляные фонтаны, дрогнула земля, сухо и резко загремели взрывы. В этом грохоте Петрушин уловил знакомый торопливый хлопок зенитной пушки Беспалова, и она тут же исчезла в огненно-черном клокотании взметнувшихся новых фонтанов. «Накрыли! – остро обожгла Антона страшная мысль. – Накрыли Беспалова!»

– Ложись!..

Петрушин прыгнул к брустверу, втянув голову в плечи, вжался в земляной ров. За бруствером хлестнули разрывы, окатило комьями земли, ударила горячая волна удушливого густого запаха тола. «Засекли! – резанула сознание мысль. – Засекли нас!» Антон вскочил, бинокль болтался на груди, рванул ворот, как будто пуговицы мешали дышать, и крикнул срывающимся голосом:

– Все по местам! К орудию!.. Заряжай!

Взглянув на шоссе, Петрушин увидел головной тяжелый танк, который до сих пор не смог поразить. Танк, обходя подбитые машины, катил по шоссе, выплескивая из ствола пушки оранжевое пламя. «В лоб не прошибешь! – понял Антон. – Пустая трата снарядов!» Он зло и нервно смотрел несколько секунд на серую махину с намалеванными на бортах белыми крестами. И вдруг его осенило: шарахнуть под брюхо. Там броня тонкая! Петрушин подбежал к орудию, схватил Любанского за плечо:

– Наводи перед танком!.. Чтоб срикошетило!..

Тот непонимающе замотал головой, показал пальцем на ухо:

– Не слышу… Заложило… Громче кричи! Громче!..

Петрушин оттолкнул наводчика и, вскочив на его место, прильнул к прицельной трубе. Поймав в перекрестье машину, он выстрелил.

Антон рассчитал точно. Дорога лишь недавно была покрыта асфальтом прямо по булыжнику. Бронебойный снаряд, пробив косо тонкий слой асфальта, ударился о булыжник, срикошетил и трахнул по днищу набегающего танка. Пробив тонкую броню, снаряд влетел внутрь танка… Тяжелая машина дрогнула, проскочила по инерции еще несколько метров и, слегка развернувшись, остановилась.

– Попал! – одними губами выдохнул Петрушин, не отрываясь от прицела. – Попал!..

Любанский, нервно и с неприязнью глянув на командира орудия, занявшего его место, чему-то усмехнулся. Но в следующий миг, когда снаряд яркой вспышкой чиркнул по шоссе и скользнул под железное брюхо танка, Любанский оторопело вытаращил глаза. «Как же так? Кажется, такому никогда не учили! – и стукнул себя ладонью по лбу. – Как же сам не докумекал!»

– Вот саданул!

Петрушин тоже вскочил, не веря удаче. Любанский, размахивая длинными руками, заплясал у пушки, спотыкаясь о горячие гильзы.

– Командир, вот это дал! Вот саданул!..

Антон Петрушин, тяжело дыша, как после бега, нервно улыбнулся и крикнул наводчику:

– Добивай!..

Любанский мигом оказался на своем месте, прильнул к наглазнику. Петрушин, не отрывая взгляд от развернутого бортом тяжелого танка, подавал команду:

– Два снаряда!..

Танк с развороченным бортом густо задымил, потом стал конвульсивно вздрагивать, как живой. Внутри рвались снаряды… Петрушин облегченно вздохнул, вытер рукавом вспотевшее лицо. Сразу стало как-то легко, и надвигающиеся другие танки уже не казались такими страшными.

– Заряжай!.. Прицел постоянный…

Любанский смотрел на шоссе, поджидая момента, когда другой танк будет обходить подбитую машину и подставит в полуразвороте свой борт. И тут раздался крик:

– Во-оздух!!!

Петрушин поднял голову и за кронами сосен увидел четыре немецких самолета, делавших разворот над позицией батареи.

Миклашевский не успел выбраться из хода сообщения, как за спиной дрогнула земля и воздух раскололо пушечным грохотом. Одни выстрелы гулко раздавались почти рядом, а другие чуть в стороне. «Беспалов и Червоненко, – сразу определил Игорь и, вслушиваясь, подумал: – А где же третья? Почему молчит? Или Петрушин выжидает, чтобы наверняка? Хитрый мужик! На мякине не проведешь!..»

Пушечная пальба чем-то напоминала привычный грохот, какой обычно стоял на полигоне. Игорь замедлил шаги. Хотелось возвратиться и посмотреть на результаты выстрелов: попали или нет?.. Он в эти мгновения не чувствовал ни страха, ни той опасности, которая катилась на батарею, просто верх взяло обычное любопытство: настоящие танки, не фанерные мишени, хотелось знать, как их берет бронебойный снаряд… Миклашевский остановился. Сбитые самолеты видел, с немецкими разведчиками сталкивался, а вот фашистские танки в бою смотреть еще не приходилось, хотя всюду только о них и разговор.