Шрифт:
Комната менялась, как-то успокаиваясь. Золото мебели перестало быть навязчивым. Чуть потускнела люстра, словно ее припорошило пылью. Во рту пропал вкус виски. Покладисто улыбалась красивая Жози. Да и щучья улыбка ее мужа не такая уж щучья — просто рыбья. Карасика, например...
Андрэ достал из кармана халата бумаги. Михаил их сразу узнал — Димкины расчеты.
— Вот в этом листке ничего не понять. Какая-то странная формула, невразумительный график... А из-за них непонятно и все остальное. Твой друг не мог подсунуть липу?
— Очень плохое дерево, да?
— Димка не такой.
— А это им написано?
— Его же почерк.
— Тогда ты сходишь к нему и попросишь расшифровку, — приказал Андрэ.
К Михаилу прилило жданное спокойствие. Оно ощутимо растеклось по рукам и ногам, прилило к груди и докатилось до головы. Ему даже стало хорошо, будто все в его жизни наконец-то определилось на свои места — правильные и окончательные.
— И все? — спросил он.
— Все, — заверил Андрэ. — Ты получишь хорошую сумму, и больше мы тебя не потревожим.
Михаил поднялся. Встал и Андрэ.
— Хвоста за тобой нет?
— Какого хвоста?
— Длинный, пушистый, но потихоньку, да?
— Не прикидывайся дураком, — отрезал Андрэ. — Тебя могли засечь. Ты какой язык изучал?
— Английский.
— Если спросят, зачем тут бываешь, скажи, что берешь у моей жены уроки английского языка.
— А кто спросит?
— КГБ, — четко выговорил каждую букву Андрэ.
Легкий испуг вновь окатил Михаила. Казалось, что стакан коньяка мгновенно испарился. Михаил спрятал в карман Димкин непонятный листок и пошел к выходу.
— А «Хитачи»? — остановил его Андрэ, отдавая приемник.
Жози легко вскочила с дивана, подплыла к двери, ласково тронула его усы душистыми пальцами и предупредила:
— Сделай, да-да. Помни про пах-пах...
Башковитые ребята утверждают, что есть и всегда были три кита разведки — деньги, женщины и вино. Этим яйцеголовым я так скажу... Есть один кит — деньги. Да неужели с пачками башлей я не найду блондинок и виски? О’кэй.
Михаил оказался на улице — шесть часов, а как темно... Осень.
Квартал он прошел деревянно — руки почти по швам, голова вобрана в плечи, глаза прищурены... Затем резко обернулся — сзади, сбоку, всюду шли люди. Город жил своей вечной жизнью. Михаил вздохнул медленно и глубоко.
Как же он попал в эту... Не обратил внимания на дипломатические номера «седана» — думал, что раз приехала на нем из-за границы, то и номера заграничные, а не дипломатические. Не заметил, как этот Андрэ выведал про Димку. Не почувствовал, что дипломат тащит его волчьей хваткой к Димкиным секретам. Не увидел простейшей фальши — нарочитая холодность между Андреем и Жози, ее пышная квартира, ее натужный интерес к нему, ее голая нога...
Мужчина в кепке и с сумкой в руке давно поравнялся с ним и шел тоже не спеша. Михаил побрел еще медленнее. Вроде бы притормозил и мужчина. Тогда Михаил резко свернул к пивному ларьку и встал в вяленькую очередишку. И стоял тихо, пока не стало зудеть от беспокойства. Он повернулся — мужик в кепочке стоял за ним и спокойно почесывал щеку.
— Пивка... хочется? — таинственно спросил Михаил.
— Еще б не хотелось... Вчера с шурином трех теть по ноль семь уделали.
И мужик потянул из сумки шестилитровый бидон. Михаил вышел из очереди...
В конце концов, осталось сделать пустяк — пойти к Димке, уточнить расчеты и отдать дипломатам. И забыть эту историю, как детские кошмары. А потом время, всепоглощающее время поглотит и это...
Двое подростков с нескрываемым любопытством глядели на него. Он удивился — мальчишки ведь. Но они шли и смотрели, перешептываясь. Неужели его страх выписался на лице откровенными узорами? Взрослым его не видно, а вот ребятам... Михаил оглядел себя, словно этот страх наподобие мела смог испачкать костюм. И только теперь увидел, что он несет транзистор «Хитачи», привлекший мальчишек. Мальчишек? А его?
Михаил свернул на улицу потише...
Слева потянулся сквер — редкие клены, ряды кустов, плоские цветники... Видимо, растения знают про осень и без холодов-ветров. Сбросили же клены все листья и теперь стоят, как гигантские коряги; облетели же кусты, теперь походившие на веники-голики; остались же на цветниках одни неприкаянные стебли... Это биоритмы — тихая осень доконала их своими биоритмами.
Михаил оглянулся — сзади шел мужчина в очках, в светлом плаще, без шапки...
Не задела ли осень своими биоритмами и его, Михаила? Иначе как все объяснить? Был здоров, талантлив, женился, имел положение, написал диссертацию... Куда все это делось? В чем он ошибся? Топология, его любимая наука, не делала различия между прямой и кривой. А жизнь?