Том 1. Громокипящий кубок
вернуться

Северянин Игорь Васильевич
Шрифт:

Веймарн

1912. Август

Рондели («О Мирре грезит Вандэлин…»)

О Мирре грезит Вандэлин, О Вандэлине грезит Мирра. Она властительница мира, И он — вселенной властелин. Люблю я в замке меж долин Внимать душою, полной мира, Как Миррой грезит Вандэлин, Как Вандэлином грезит Мирра, Под стрекотанье мандолин Дрожит моя больная лира, Что Мирры нет, что в мире сиро И что — всегда, всегда один — Грустит о Мирре Вандэлин.

1911

Врубелю

Так тихо-долго шла жизнь на убыль В душе, исканьем обворованной… Так странно тихо растаял Врубель, Так безнадежно очарованный… Ему фиалки струили дымки Лица трагически-безликого… Душа впитала все невидимки, Дрожа в преддверии великого… Но дерзновенье слепило кисти, А кисть дразнила дерзновенное… Он тихо таял, — он золотистей Пылал душою вдохновенною… Цветов побольше на крышку гроба; В гробу — венчанье!.. Отныне оба — Мечта и кисть — в немой гармонии, Как лейтмотив больной симфонии.

Апрель 1910

Демон

Княжне Ар. Шахназаровой

Кавказ! Я никогда не видел Твоих ущелий, рек и скал И на арабце, чуя гибель, В ущельях скользких не скакал. Но страстная волна Дарьяла В моей душе рождает гул; Мне сердце часто повторяло, Что порывается в аул. Там где-нибудь в грузинской сакле, Под стон унывной каманчи, Еще легенды не иссякли — Грез неистечные ключи, Мне верится, твои Тамары, О магнетический Кавказ, Еще волшбят в чинарах чары, Еще не кончили свой сказ… Еще не высохла Арагва, Еще не вымер Синодал, Но Демон пламенно и нагло Уж не возникнет между скал: Теперь, когда проник в Эдем он, Воссев на покоренный трон, Томится пресыщенный Демон, И ни о чем не грезит он…

1911. Ноябрь

На смерть Фофанова

Поэзия есть зверь, пугающий людей.

К. Фофанов
Пока поэт был жив, его вы поносили, Покинули его, бежали, как чумы… Пред мудрым опьяненьем — от бессилья Дрожали трезвые умы! Постигнете ли вы, «прозаики-злодеи», Почтенные отцы, достойные мужи, Что пьяным гением зажженные идеи — Прекрасней вашей трезвой лжи?! Постигнете ли вы, приличные мерзавцы, Шары бездарные в шикарных котелках, Что сердце, видя вас, боялось разорваться, Что вы ему внушали страх?! Не вам его винить: весь мир любить готовый И видя только зло, — в отчаяньи, светло Он жаждал опьянеть, дабы венец терновый, Как лавр, овил его чело!.. Я узнаю во всем вас, дети злого века! Паденье славного — бесславных торжество! Позорно презирать за слабость человека, Отнявши силы у него.

Дылицы

1911. Август

Над гробом Фофанова

(интуитта)

Милый Вы мой и добрый! Ведь Вы так измучились От вечного одиночества, от одиночного холода… По своей принцессе лазоревой — по Мечте своей соскучились: Сердце-то было весело! сердце-то было молодо! Застенчивый всегда и ласковый, вечно Вы тревожились, Пели почти безразумно, — до самозабвения… С каждою новою песнею Ваши страданья множились, И Вы — о, я понимаю Вас! — страдали от вдохновения… Вижу Вашу улыбку, сквозь гроб меня озаряющую, Слышу, как божьи ангелы говорят Вам: «Добро пожаловать!» Господи! прими его душу, так невыносимо страдающую! Царство Тебе небесное, дорогой Константин Михайлович!

1911. Май

Любовь и слава

Я полюбил двух юных королев, Равно влекущих строго и лукаво. Кого мне предпочесть из этих дев? Их имена: Любовь и Слава. Прекрасные и гордые! владеть Хочу двумя, чарующими, вами. В ответ надменно блещете очами, И я читаю в них: «Не сметь!» Влекусь к Любви, — заносит ржавый нож, Грозя гангреной, мстительная Слава. К ней поверну, молю ее, — «Направо! — Кричит Любовь: — А я-то что ж?» «Вы обе дороги», — стенаю. «Нет!» — Ответствуют мне разом девы: «Одну из нас, — кому свои напевы И жизнь свою вручишь, поэт!» Я выбрать не могу. Прочь, Смерть! — Рабов Удел — самоубийство! выход найден: Дай, Слава, мне питья из виноградин, Ты отрави его, Любовь!

1912

Героиза

Мне улыбалась Красота, Как фавориту-аполлонцу, И я решил подняться к Солнцу, Чтоб целовать его уста! Вознес меня аэроплан В моря расплавленного злата; Но там ждала меня расплата: Голубоперый мой палан Испепелен, как деревянный Машинно-крылый истукан, А я за дерзновенный план, Под гром и грохот барабанный, Был возвращен земле жеманной — Живым и смелым. Ураган Взревел над миром, я же, странный, Весь от позора бездыханный, Вином наполнил свой стакан, Ища в нем черного безгрезья От вдохновения и грез… И что же? — в соке сжатых гроздий Сверкал мне тот же Гелиос! И в белом бешенстве ледяном, Я заменял стакан стаканом, Глотая Солнце каждый раз!.. А Солнце, в пламенном бесстрастьи, Как неба вдохновенный глаз, Лучи бросало, точно снасти, И презирало мой экстаз!.. …Ищу чудесное кольцо. Чтоб окрылиться аполлонцу, — И позабывшемуся Солнцу Надменно плюну я в лицо!

1911. Декабрь

Рядовые люди

Я презираю спокойно, грустно, светло и строго Людей бездарных: отсталых, плоских, темно-упрямых. Моя дорога — не их дорога. Мои кумиры — не в людных храмах. Я не желаю ни зла, ни горя всем этим людям, — Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею. Моя дорога лежит безлюдьем. Моя пустыня, — дворца светлее. За что любить их, таких мне чуждых? за что убить их?! Они так жалки, так примитивны и так бесцветны. Идите мимо в своих событьях, — Я безвопросен: вы безответны. Не знаю скверных, не знаю подлых; все люди правы; Не понимают они друг друга, — их доля злая. Мои услады — для них отравы. Я презираю, благословляя…