— Сейчас четырнадцать тридцать. Ждем тебя через три, максимум три с половиной часа, — строго сказал Петров. До двери меня никто не проводил, и я довольно долго крутил ручки незнакомых замков, пока не выбрался из квартиры.

— Сначала в спортивный магазин. Тут есть большой спортивный магазин? — спросил я у шофера «Шкоды», набирая на мобильнике номер Ленского.

— Арнольд, кажется, есть успехи, но нет полной уверенности. Будем проверять. Через пятнадцать минут я буду в штабе. Патрулирование пока не отменяем, — сообщил я в трубку.

Через два часа сорок минут я снова садился на переднее сидение «Шкоды». Сзади пристраивались два очень самоуверенных старичка с прекрасной осанкой, одетые в спортивные костюмы красного и синего цветов. Старички, разумеется, были между собой похожи, как однояйцовые близнецы. Красный, тот, что был на два часа постарше синего, заявил, что в гости с пустыми руками не ходят. Поэтому мы сделали короткую остановку у магазина «Продукты». Близнецы немного поспорили о том, сколько бутылок брать. Красный говорил, что две, а синий настаивал на трех. Мне это очень напомнило собственную внутреннюю полемику в аналогичных ситуациях.

Дверь в квартиру оказалось незапертой, никто так и не удосужился этого сделать. Мы зашли незаметно для хозяев и неожиданно появились на кухне. Содержание вопля Ивана меня несколько обидело. Увидев дядюшку Персика, он изо всех сил закричал: «Я так и знал, что ты жив! Мы с Аленой всё время верили!» Определенную компенсацию за обиду я получил, когда Иван увидел, что дядюшек двое. Орать Иван не перестал, но в его очередном вопле я услышал нотку недоумения. Дядюшки с энтузиазмом обнимали и целовали племянника и его подругу. Причем, с большим удовольствием, как мне показалось, они целовались с Аленой. К девице Поповой выстроилось даже что-то вроде микроочереди: синему пришлось немного подождать, пока красный налобызается. Петрову тоже досталось несколько стариковских объятий и пара хлопков по спине. Потом мы сидели за столом и пили водку, любимый спиртной напиток дяди Персика. Красный всё время осведомлялся, сколько сейчас времени, а я его успокаивал, говоря, что выставил будильник на мобильном. Часа через полтора прозвучал сигнал будильник. Красный напоследок кого надо облобызал, а кого надо похлопал по спине. Синему он сказал, что не прощается. Где-то я это уже слышал, подумал я, провожая красного взглядом на его последнем пути в ванную комнату.

Застолье продолжалось. Выяснилось, что пока меня не было, Петров успел подружиться и перейти «на ты» как с Аленой, так и с Иваном. Причем, называли они Петрова Ричардом. Я как-то видел паспорт Петрова, обычный общегражданский паспорт, который он себе выправил уже после омоложения. Я бы не удивился, если бы в графах имя и отчество стояли бы прочерки. Я привык к тому, что Петров — просто Петров. А там было какое-то обычное имя — не то Юрий, не то Владимир. Не помню. Зато помню, что та неудачливая граспесса, что принимала участие в секвенции, которая, как ей казалось, приведет к трехсотлетней заморозке, упомянула, что у Петрова есть примечательное прозвище — Лайонхарт. При совместном рассмотрении с именем Ричард это наводит на интересные мысли, рассеянно думал я.

Прошло еще десять минут, и Петров выпил на брудершафт с дядюшкой. Они уверили друг друга во взаимных симпатиях и поклялись в вечной дружбе. В это время я беседовал с Иваном и Аленой, уточняя неизвестные мне подробности их приключений. Прошло еще немного времени, и Петров, поглядев на часы, объявил, что уже восемь и гостям пора знать честь. Дядюшка порывался остаться, но Петров напомнил, что тот ему обещал приют на ночь. Передавая моему другу ключи, Иван что-то прошептал ему на ухо.

— Какой такой труп? Нет там никакого трупа! — с пьяным оптимизмом прорычал Петров. Потом, еще раз бросил взгляд на часы и абсолютно трезвым голосом добавил:

— Уже два часа и десять минут, как нет. И никогда не было. Понял меня?

Из машины меня высадили метров за пятьсот от дома.

— Чтобы не компрометировать, — непонятно объяснил мой друг, и «Шкода» поехала дальше.

Дверь я открыл с некоторым трудом: в споре о количестве бутылок водки победил синий, настаивавший на трех. Как только я зашел в коридор, ко мне метнулась неуловимо быстрая тень, и Хия повисла у меня на шее, осыпая моё лицо поцелуями.

— Где ты был? Я испереживалась вся, думала, что-то случилась.

Я аккуратно поставил рюкзачок на пол и погладил девушку по худенькой спине:

— Что со мной могло случиться? Водки, правда, пришлось выпить в интересах следственных мероприятий.

Хия отпустила мою шею и обиженно сказала:

— А я тут его жду. Сама — ни глоточка, ни кусочка. Ты, небось, сытый?

— Нет, ну почему же. С удовольствием составлю тебе компанию.

— Ты какое будешь — белое или красное? — спросила девушка, открывая наш огромный холодильник.

— Пожалуй, начнем с белого, — величественно ответил я. Мы с Хией чокнулись и я провозгласил тост за взаимность, так и сказал:

— Поднимем бокалы за взаимность! — мы снова чокнулись, и я отпил глоток. Тут стена кухни рванула зачем-то вниз, а перед глазами оказался потолок, который начал быстро тускнеть, пока ни сделался совсем черным.

Я был осужден за какой-то страшный и непростительный поступок. Я сделал что-то очень плохое. За это меня положили в стеклянный гроб и пустили мимо толпу. Вокруг гроба стояли огромные корзины с цветами, и из-за их тягучего удушающего аромата я совсем не мог дышать. Люди заходили в помещение через узкий проход, растекались вширь, но каждый хотел пройти поближе ко мне. Они проходили мимо меня и скрывались за дверью в противоположной стене. Каждый старался причинить мне страдание, но пока они не придумали, как мне навредить и только с ненавистью трясли меня за плечи. От этого моя голова болталась, мне было больно, но я не открывал глаз. Все знали, что, как только я открою глаза, они смогут придумать для меня новое мучение. Они кричали в самые уши: «Открой глаза! Открой глаза, Траутман!» Потом появилась Хия. Мне стало страшно — я знал, что она сможет заставить меня открыть глаза. Хия начала бить меня по лицу и рычать звериным голосом: «Открой глаза, Траутман!» И я решил открыть глаза, чтобы разом покончить с этим ужасом.