Мы уедем с тобой на автобусе,в праздниктесно-тесно обнявшисьна задних сиденьях,а на пыльную площадь у автовокзалавыйдет сонный и пьяный мужики проводитмутным глазом автобуси, под ноги сплюнув, здесь же справит нужду.Будет лето. Черным мелом дорогу расчертитиюль,наша тень, обгоняя машины, перепрыгнетпоребрики станет плясать на проселке,пока не провалится в ночь.В этот час мы уснем,раскрывая объятьявсем влюбленным и детям,в перекрестном сладчайшем дыханьи,в ленивом движенье ключицпятилетнего Павлика,трехлетних Марины и Лены.И под утро, задрав подбородки,не порознь,а вместевступим в ясные воды рассвета.
3.
памяти А.П.Я за тобой, цветущая сирень,в ночь наклонюсь,в отяжелевший воздух,в пыльные ладони. А звездыпускай допляшутпредрассветный круги допоют свое дрозды, пока малинникне задрожит и не откроет списокпроснувшихся, и пусть потом ресницыстегают медленный дремотный свет.А тот, кто нынче вычеркнутиз списка,пускай проснется там, где и сиреньувядшая проснется...
4.
О чем это шепчутся мертвые, взявшись за руки и вверх ногами влетая в объектив аппарата? О ком плачут ангелы, сестры солдата, утирая нарисованный жемчуг крестами на полотняных платках? По растоптанным в кровь галицийским полям марширует пехота. Эти - в ров, эти - в пух ковыля, головою к восходу. Мы чем больше деремся, тем больше награды! Но летят и шумят пули огненные, да и войска осталось немного, замириться бы надо... Ах, несчастная доля несчастных солдатиков! Уж он, Кайзер Вильгельм!
5.
В феврале, наконец, погасили окно на втором этаже. Мальчик, врач скорой помощи, вышел в подъезд покурить.Потянуло, вот странно, не дымом, а йодом, ребенок заплакал на третьем, за полупритворенной дверьюсоседка стоит над хозяйкой, а на кухне молчат половицы и смешан с портретами сына последний пасьянс на столе.
6.
Как скрипели телеги,как доспехи блестеливполовину нежаркого солнца,как теснились и пелина тоненькой ветке дрозды,как теснились и пелигорбатая чашка у локтя,чаинки в остывшей воде,карандаш под рукой -до шести, до рассвета,над долгой нерусской строкойтеснились и пели все громче.
7.
Я ложился в узловатые корни травы между Адамом и Евой, и они обнимались через меня, пока я летел сквозь полдень, в опрокинутое небо, чтобы проснуться обессиленнымих наготой.Мы были позвонкамипрошлогоднего августаи несли на себедолгие взгляды подростков,наученных целоватьсяи пьяных от запаха собственных подмышек.Мы - это Адам, Ева и я,целое лето влюбленные друг в друга.
8.
Рифмуй, сентябрь, полупустой перрон, пенсионера с термосом в руках, механику небесных сфер, со скрипом клонящихся в осенние созвездья. Колесики погоды подкрути, приподними литую гирьку ночи до света, до верху, до вкусного ручья, текущего поверх голов — в июль, в июнь, в последнюю декаду мая...
9.
Ю.П.Поди, поживи без корысти,когда, подравнявшись в строю,мы выглядим, как альтруисты,но выгоду помним свою.И выгадать были б не противв чужой бесполезной игре,в капризных демаршах природы,в оттаявшем январе.Во всем, чтобы было как лучше,и в сером проеме окна,где плавает толстая туча,но чем она станет для нас,и в дождь или в снег обратится,тому предстоит рассудить,кто мелом подошвы ботинокготов у себя набелить,кто шагу не ступит бесследно,и заданный спросит урок,кто ласков, когда ты прилежен,но если небрежен - суров,кто мимо блокнотов и книжекрукой, не стесненной ничем,нескучные истины пишето сущности этих вещей.
10.
Я верен тебе, электрический свет –шелуха желтых лампочек, тесный, в три шага, пятачок у подъезда, сентябрь, открывающий двери давнишнего года. Как хотелось его на руках понести! А нельзя. Лето - в тягость. Сентябрь –как награда за терпенье, за память, за все. И мы будем на небе, вместе, ближе, чем прежде, в пустоте, на весу, в электрическом свете законной своей наготы.
11.
Ветка омелы, послушай, куда там до вечности, до платановых рощ в литографиях звездного неба, послушай, я учусь ничего не бояться –неудачи в стихах, одиночества, смерти, я терпенью учусь у других языков и наречий, у смутных созвучий старинных времен, таких, что и слова еще не проронишь, а вереск уже зацветет.А медовые запахи дедовских потных рубах, а небесные звуки - их мальчики по воскресеньям из церкви несли на губах, ты мне скажешь об этом, засохшая ветка омелы (но только о жизни, о жизни со мной говори!), упираясь, сколько силы осталось, в потемневшие грани стакана, выпрямляясь, роняя листы у меня на столе.
