— Она не должна была умереть, — послышался вдруг хриплый голос.

Он посмотрел на нее. Однако глаза Сара еще не открывала. Накопленная усталость не проходила.

Она взвалила на себя слишком много — управление Чейвенсуортом, благополучие работников, здоровье матери. Все вокруг охотно позволяли ей взять всю ответственность на себя, дошло до того, что они не могли собственную работу делать без ее одобрения.

Дуглас наблюдал за очисткой водоводов, инспектировал покраску конюшен, выслушивал слезные признания молодой служанки в воровстве и определял наказание, разрешал спор между горничной и судомойкой, одобрял поставку урожая на рынок, оплатил дюжину ежемесячных счетов, следил за ежеквартальной сменой серебра и, кроме того, следил за подготовкой похорон герцогини Херридж.

И все это только в первый день.

Когда мать оставила Саре заботу о Чейвенсуорте? И когда она начала брать на себя слишком много ответственности?

Чем считать ее сверхчеловеком, пусть лучше экономка больше пользуется своими полномочиями, управляющий принимает собственные решения, а все остальные на своих местах отвечают за выполнение своей задачи под их руководством. Только если они не смогут справляться, он позволит им обращаться к Саре.

Те, кто занимает руководящие посты, должны их заслужить, иначе придется расстаться. Он уже ясно дал понять это персоналу, и пока намека на бунт не видно.

Дуглас не занимался своими алмазами и не распаковывал остальное оборудование. Его единственное достижение за последние три дня состояло в том, чтобы послать двух помощников конюха копать фундамент под печь.

— Что я ни делала, это ничего не изменило, — продолжила Сара свою мысль.

У Дугласа было такое чувство, будто он босиком идет по битому стеклу.

— То, что люди в Чейвенсуорте полагают, что ты ответственна за все, не означает, что ты обладаешь могуществом Бога, Сара.

Она напряглась в его руках.

— Когда пройдет достаточно времени, ты начнешь понимать, что сделала все, что могла. Ты будешь думать о матери, и вместо боли твои воспоминания будут согревать тебя. А пока ты можешь только жить. Но ты должна делать это. Ты не можешь избежать боли и печали.

Она положила ладонь ему на грудь, над сердцем.

— Похороны завтра, Сара. Я откладывал их, сколько мог.

— А отец? — Ее пальцы затрепетали на его груди.

— Я послал ему сообщение. Ответа пока не получил.

Она глубоко вздохнула.

— Ты должна присутствовать, Сара.

Она кивнула, прижавшись головой к его плечу.

— Я буду, — сказала она так тихо, что голос почти можно было спутать с дыханием. — Как долго я спала?

— Пять дней, — ответил Дуглас.

Прошло пять долгих и тревожных дней.

Одевание казалось чуждым Саре делом, как будто прежде ей никогда не приходилось надевать кринолин, придерживать ленты, ожидая, пока Флори завяжет их на талии. Она опускала руки и покорно поднимала их снова, когда Флори помогала ей надеть платье, одно из ее любимых, выкрашенное в траурный черный цвет.

Служба пройдет в часовне Чейвенсуорта, стоявшей в другой стороне поместья. Первый герцог Херридж, распланировавший Чейвенсуорт, настаивал на симметрии. Если в восточной части было здание, то ему обязательно должно соответствовать другое в западной. Конюшни уравновешивались маслодельней, а часовня — амбаром фешенебельного вида. Единственным исключением из этого правила была обсерватория, построенная на небольшом холме среди поля. Это, без сомнения, вызвало бы отвращение у создателя Чейвенсуорта. Но он умер за сотни лет до того, когда дед Сары построил обсерваторию.

Флори трудилась над ее прической, Сара смотрела на себя в зеркало. Глаза серые, волосы по-прежнему черные. Но лицо бледное, щеки бесцветные. Она выглядела больной, почти безжизненной.

Скулы заострились, волосы казались тусклыми, без обычно присущего им блеска. Она всегда гордилась своими волосами, они ее выделяли, ни у кого в семье не было черных волос. У матери волосы были золотисто-каштановые, с солнечными бликами. Именно так сказала ей Сара, очарованная их переливами, когда была маленькой девочкой.

— Это ты солнышко, милая, — обняла ее тогда мать.

Флори протянула две вуали: одна закрывала только лицо, другая спускалась до середины груди. Сара выбрала длинную, и Флори помогла прикрепить ее к прическе.

— День ветреный, леди Сара, — объяснила она обилие шпилек. — И солнечный. Мир — яркое и красивое место. Как вы думаете, Господь посылает нам такие дни, чтобы противостоять нашей печали?

Сара и не подозревала, что Флори настолько склонна к философии.

— Возможно, — сказала она, не рискуя ответить, что понятия не имеет о замыслах Всевышнего.