– Да, есть такое, - подтвердил Кондрат и рассказал друзьям о своих планах по разгрому карателей и желании поднять весь Дон и его союзников на борьбу с царем Петром Романовым.

Атаманы помолчали, не сговариваясь, дабы потянуть время и подумать, забили душистым табаком трубки и закурили.

– Что предлагаешь, Кондрат?
– спросил Лукьян.

– Помощь нам ваша требуется. Ждем, что Сечь всеми своими силами поднимется. Нет мочи терпеть московских бояр спесивых, которые казаков захолопить хотят. После нас и ваш черед придет, то вы и сами понимать должны. На левом берегу Днепра царские войска стоят, а крепость Каменный Затон переправу через реку держит и лишает сечевиков доходов. Это для вас как ножом по сердцу, и это только начало. Думаем, что Костю, - Булавин кивнул на Гордиенко, - надо кошевым атаманом избрать. Говорят, что Тимофей Финенко слишком робок, да на чужое мнение постоянно оглядывается, так что если его о помощи просить, то ничего у нас с вами не сладится.

Гордиенко повел мощными плечами и сказал:

– Коль меня в кошевые выберут, то помощь вашему делу будет. Обещаю.

– Сколько сил у запорожцев есть, дабы нам в подкрепление прийти?

– Много войск выделить не сможем. Мазепа - прихвостень царев, под боком. В любой момент в спину ударить может. Да и московские полки в Киеве стоят, а помимо этого, как ты правильно заметил, Каменный Затон на левом берегу Днепра. В общем, тысяч десять сабель на Дон послать реально, это точно, а большего не жди, друг ты мой Кондрат.

– Погодите, браты, - отозвался Лукьян.
– Раз такое дело заворачивается, то есть предложение как гетмана Мазепу к нам привлечь.

– Ну-ка, говори Лукьян, - заинтересовался Костя.

– Вы слышали про генерального судью Кочубея Василия Леонтьевича?

– Да, - сказал Булавин.

– Знаем, конечно, дружок Мазепы, опять таки личность сама по себе богатая и влиятельная, такого на кривой козе не объедешь, - добавил Костя.

Лукьян скорчил лицо как заправский заговорщик и пододвинулся ближе к друзьям:

– Конец их дружбе. У Кочубея мой побратим Петр Семерня служит. Так он говорит, что старый хрыч Мазепа закрутил любовь с дочкой судьи - Матреной, а та, его крестница, между прочим. Он даже свататься приезжал, да от ворот поворот получил и в ярости к себе умчался. Однако переписку с Матреной ведет, и встречи тайные полюбовные имеет.

– Вот же, греховодник старый...
– удивленно сказал Кондрат.

– Дальше продолжай, - поторопил Костя.

– Так вот, все сношения их и шашни через Семерню идут, а он полюбовников, бывает, что и подслушивает. Мазепа говорит, что под руку Речи Посполитой отдаться готов, со Станиславом Лещинским через иезуитов переписку ведет, да с королем шведским. Русский царь Карла у Смоленска караулит, и если швед на Украину повернет, то выбор у Мазепы невелик, или разорение всего края, или договор с бывшим врагом. А раз так, то гетман уговаривает Матрену с ним бежать, и обещает ее польской дворянкой сделать. Ну, а Кочубей, тем временем на него в Москву доносы пишет, подозревает что-то. Только вряд ли ему там поверят, царь Петр гетману дюже верит, и мало что в наших делах понимает.

– Надо узнать точно, когда у гетмана с Матреной следующая встреча. Подловим голубков и поговорим с Мазепой по душам. Если он, в самом деле, готов против царя пойти, то можно убыстрить события. За ним тридцать тысяч реестровых сабель, и это сила немалая, - сказал Булавин.

– Сделаем, - пообещал Лукьян.
– Мы с Семерней постоянно письмами обмениваемся.

Костя Гордеенко задумался и, что-то решив, высказался:

– Может получиться. Многие Москвой недовольны и вольности хотят. Из гетманских казаков лично Мазепе преданных только половина, а то и меньше. Остальные на Сечь смотрят или на своих полковников. Если гетман сам царю изменит, то треть с ним пойдет, не больше, а если с нами заодно, то почти все полки присоединятся.

– Так что, договорились?
– спросил бахмутский атаман.
– Выступаем против царя?

– Да, - кивнул Хохол.

– Будет дело, - согласился Гордеенко.

Все три атамана ударили по рукам, поклялись стоять заодно до самой смерти и пошли готовиться к скорой поездке на Сечь.

– Нападай!

По пояс голый, мускулистый двадцатилетний парень, один из казаков Лоскута, держа в правой руке толстую тяжелую палку, по виду напоминавшую саблю, левой поманил меня на себя.

Делать нечего, я сам попросил лоскутовцев погонять меня по всем воинским наукам. Им интересно, а мне тяжко. Они к делу подошли ответственно и без малейшего намека на халтуру, и теперь учеба идет по полной программе. Всего, с полковником Лоскутом семь человек, и молодых профессионалов военного дела, как я их для себя обозначил, боевиков, среди них трое. Двое всегда рядом с полковником, который занимается только ему ведомыми делами и постоянно где-то пропадает, а кто-то один всегда в Бахмуте на нашем дворе, за обстановкой присматривает, и меня тренирует. Сегодня очередь Василя Чермного, которому сабли интересны больше чем огнестрелы, а значит, синяков я сегодня нахватаю столько, что потом полночи на лавке ворочаться буду.

– Ну же, чего застыл? Вперед!
– подбодрил меня Василь.

Поежившись в своем учебном доспехе, толстом полушубке с войлочным подкладом, я перехватил свое оружие, палку, чуть покороче, чем та, что была у моего учителя, и начал наступление.

Шаг, второй, третий. Василь притоптывает ногой и резко подается вперед. К этой манере я уже привык, он меня пугает, но все же на долю секунды застываю на месте. Снова иду вперед. Постараюсь атаковать условного противника в корпус. Замах. Рывок. И от удара ногой в грудь, я откатываюсь обратно.