Шрифт:
Глеб Иванович.Я, конечно, со всеми вами согласен, что вы правильно рассуждаете, но, между прочим, ребенок-то мой, и я ему полнокровный отец,
Ащеулов.И все ты врешь!
Глеб Иванович.Положа руку на сердце — не вру, потому как Иван Палыч, по моим сведениям, от неустанно честной службы потерял способность множиться…
Иван Павлович.Это, положим, фактически еще неизвестно. У нас один ученый в городе в девятьсот третьем году ездил к мордве и измерял объемную величину расового корня, а потом письменно сверялся с чувашами и башкирами. Самый большой расовый корень — на основании науки — у русских. А я — русский, несмотря на мой возраст… Но это лишь предпосылка и к делу прямого отношения не имеет, раз Глеб Иваныч признался в своем отцовстве, чему я с прискорбием рад. И вот, как он признался, ко мне сразу пришли следующие закономерные соображения, нарушить которые я не могу в силу моих политических убеждений, поскольку я состою на службе по учетной линии и меня могут сократить за нарушение убеждений. Я все понял и сразу пришел к вам, так как на основании законов мужем считается не тот, что состоит в зарегистрированном супружестве, а тот, кто фактический отец, — и он, то есть фактический отец, должен заботиться о судьбе сына. А раз отец — Глеб Иваныч, — то он и должен подавать на вас в суд на алименты, а не я, — либо не подавать по его личному или нравственному усмотрению.
Ащеулов.Ты — что же — будешь подавать? — И охота тебе была, Глеб Иваныч, усложнять историю потомством?
Лутьин.Стало быть, произошла судебная ошибка?
Иван Павлович.Вот именно! Я ж и говорю! Это меня и волнует до сердца в силу моей необходимой законности.
Лутьин (Ащеулову). Тут не усложнение, а прояснение. Здесь целый культурный пробел.
Иван Павлович.Вот именно! Прошу все дело начать рассмотрением сначала.
Евтюшкин.Ащеулов, фиксируй неотлучно. Здесь лежат неизвестные моменты, и неизвестно, куда обернет закон при новых обстоятельствах.
Иван Павлович.Вот именно! Совершенно верно! Я ж и говорю, раз я не являюсь на основании законов фактическим отцом, то я и ликвидируюсь в сторону и глубоко извиняюсь за все предшествующее беспокойство учреждений.
Ащеулов.А закон обратную силу имеет или нет?
Марья Ивановна.Я тебе возымею обратную силу, учетный пес! Я тебе дам, чтобы все сначала, это ты к тому клонишь, чтобы я к тебе вернулась. Я тебе вернусь! Я конца света хочу, учетный морж!
Глеб Иванович.Это я хочу, а не он, — и не к нему, а ко мне! Мы жить обратно не будем, мы вперед…
Лутьин (Ивану Павловичу). В чем же существо вашего нового иска — давайте четко подумаем сначала. Выходит, жены у вас нет, сына тоже нет, зато вы есть… А в результате вас и мы тоже жен и детей решились, но сами остались и воспитываем неизвестного сына, будущего человека. А что из него выйдет, никто не знает… При чем же вы-то здесь, раз вы не отец, не муж, а вообще инородный обыватель?
Иван Павлович.Вот именно. Я и пришел заявить, что я здесь ни при чем и никакой ответственности в дальнейшем не подлежу, что и прошу записать в протокол.
Ащеулов.А если мы тебя привлечем?
Иван Павлович.Невозможно, нет никаких оснований, раз я ни при чем, не отец, не муж Ведь государство не степь, оно само стоит на основании.
Евтюшкин.Ну а мы при чем в таком разе? — Чем ты можешь удостоверить?
Глеб Иванович.А разве кто чего удостоверит, когда главный мир стоит без документов.
Иван Павлович.Как без документов?
Глеб Иванович.Да ведь заявление подается подателем сего, а кто удостоверит самого подателя, прежде чем он подаст о себе заявление?
Ащеулов.Я на что хочешь мандат напишу, хоть на орбиту.
Глеб Иванович.Вы-то напишете, а орбита вам — нет!
Лутьин.А ведь действительно, мир никем не удостоверен.
Евтюшкин.Стало быть, он юридически не существует.
Лутьин.А как комиссия тогда существует?
Евтюшкин.И мы при чем здесь?
Ащеулов.Где?
Евтюшкин.В комиссии.
Ащеулов.Чтобы руководить.
Евтюшкин.Да чем руководить-то, раз мир юридически не существует?
Лутьин.Существует или не существует — не окончательно удостоверено. Башмаков от всего отказывается, — а мы, несмотря на это, лишились жен и оказались штатными воспитателями комиссии охматмлада.
Глеб Иванович.Вот я и хочу подойти индивидуально и тесно. Умоляю вас, давайте все это бросим…
Марья Ивановна.Я тебе брошу, — ты поднять не умеешь.
Глеб Иванович.Мария Ивановна! Давайте возьмем нашего любимого сына, и пойду я с вами, моя любимая будущая жена, на свою квартиру… Я ее побелю, а на дворе колодезь вырою, чтобы вам за водою не ходить… Марья Ивановна, сподвижница моей единственной жизни! Ведь я вас люблю углубленнее себя!.. Будем жить на пользе симпатии и. любезности.