Самюэль на своем велосипедике ехал впереди и считал деревья, Алис искала дырявые желуди, Хатти спала в коляске.

Несмотря на предстоящий праздник, на душе у меня было тоскливо. Я не очень понимала, куда мы собственно идем… К тому же, мне не здоровилосъ: все тело чесалось, то ли лишай, то ли еще какой паразит… А может просто Solitudina vulgaris?[217] Мы столько гуляли на свежем воздухе, что дети засыпали очень рано, и долгими вечерами я предавалась размышлениям о своей судьбе. Я снова начала курить, я наврала вам… Я не читала романы, которые привезла с собой… Я читала хокку… Маленькую книжицу, которую прихватила с ночного столика Эллен…

На некоторых страницах я загибала уголок:

В шапке из бабочек

Мертвое дерево

Снова в цвету!

или:

Без всяких забот

На подстилке из трав

Забылся я сном.

Но единственное хокку, которое в то время постоянно крутилось у меня в голове, было мною прочитано на двери туалета в кампусе:

Life's a bitch

and then

you die.[218]

Да, вот это действительно звучало хорошо…

– Однако вы и другие тоже помните, – прервал ее Шарль. – Я имею в виду японские…

– Не стройте иллюзий. Просто теперь эта книжка лежит у нас в туалете, – ответила она смеясь.

Продолжаю… Когда мы перешли через мост, дети впали в экстаз. Лягушки! Водомерки! Стрекозы! У них прямо-таки глаза разбегались.

Самюэль бросил велосипед, Алис протянула мне свои сандалии. Пока они играли, я собирала для нее камыши и эти, как их… ranunculus aquatilis… водяные лютики, кажется… А потом Харриет, которую мы оставили в коляске, подала голос, и мы пошли к ней вместе с нашими сокровищами. Потом… не знаю, что подумали вы, когда приехали сюда вчера вечером с Лукой, но для меня, эти невысокие стены, двор, увитый виноградом домик и все эти постройки вокруг… да, обветшавшие, но все еще прочные… для меня это было как… love at first sight.

Мы постучали в дверь: никого, тогда укрылись от жары в сарае чтобы перекусить. Самюэль бросился к тракторам и в восторге разглядывал старые телеги. А лошади тут есть, как ты думаешь? Девочки смеясь крошили свое печенье курам, а я переживала, что забыла фотоаппарат. Я впервые видела их такими… они вели себя так, как обычные дети, их ровесники…

К нам подошла собака. Что-то вроде небольшого фокстерьера, который не меньше кур любил шоколадное печенье и мог допрыгнуть до плеча Сэма. Следом появился и хозяин… Не решаясь заговорить с ним, я подождала, пока он поставит свои ведра, умоется у крана.

Потом он принялся искать свою собаку, увидел нас троих и не спеша направился к нам. Я не успела с ним даже поздороваться, как дети забросали его вопросами.

«Ух ты! – всплеснул он руками, – экий у вас говор-то столичный!»

Он сказал им, как зовут собаку, Филу, и показал, какие смешные трюки тот умеет проделывать.

Настоящий циркач…

Я объяснила, что мы пришли попросить яиц. «Ааа, вот оно что, энто мы могем, энтого добра у меня на кухне завались, но деткам-то, поди, самим охота яичек-то поискать, а?» И он повел нас в курятник. Этот «не слишком общительный старик» показался мне очень даже милым…

Потом мы пошли с ним на кухню за коробкой, и я поняла, что он живет здесь один уже очень давно… Там была такая грязь… Не говоря уже о запахе… Он предложил нам попить, и мы уселись за стол, покрытый клеенкой, прилипавшей к локтям. Он налил нам какого-то странного сиропа, в коробке с сахаром валялись дохлые мухи, но дети вели себя идеально. Я боялась вынуть Хатти из коляски. Пол был… такой же липкий, как все остальное… В какой-то момент я не выдержала, встала и распахнула окно. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал, и я думаю, наша дружба родилась именно в тот момент, когда я повернулась со словами: «Так же лучше, правда?»

Он был холостяком, выглядел смущенным, явно никогда и детей-то вблизи не видел, я – будущая старая дева, которой сам черт не страшен, и которой тянуть эту лямку еще семнадцать лет, – мы улыбнулись друг другу, обдуваемые теплым ветерком…

Сэм объяснил ему, что яйца, они нужны нам для торта на день рождения его младшей сестры. Он взглянул на Харриет, сидевшую у меня на коленях: «Энто у нее сегодня день рождения?» Я кивнула, и он добавил: «Кажись, имеется у меня для энтой крохи и игрушечка подходящая, мягкая». Черт! Какую еще гадость он сунет ей в руки… – заволновалась я. – Какого-нибудь розового зайца, выигранного в тире на ярмарке году эдак в 1912?

Идите за мной, сказал он, помогая Алис слезть со стула. Он привел нас к очередному сараю и проворчал в темноте: «Эээ, и куда ж вы все запропастились?..»

Дети их сами нашли, и тут уже мне пришлось-таки спустить Хатти на землю…

Шарль уже начинал разбираться в улыбках Кейт, и эта была такой заразительной…

– И что же это было?

– Котята… Четыре малюсеньких котенка, притаившихся под старым драндулетом… Дети просто обезумели. Они попросили у него разрешение взять их на руки, и все вместе мы отправились играть на лужок за домом.