Шрифт:
— Хорошо. Проведите полный анализ сигнатуры, результат немедленно доложить. Если установите связь — тоже.
— Есть.
Кого же это принесло на Заимку? Пираты? Возможно, но зимой сюда лететь… С трудом верится. Торговец? В такую глушь вряд ли кто полетит. Тоже отпадает. «Пепеладз» вернулся? Черт, неужели? Где же его носило целых три года? Вопросы, вопросы… А ответов нет. Ладно, подождем результатов анализа. А пока надо одеваться, уснуть уже не получится.
Второй вызов поймал Льва Марковича уже на выходе из комнаты. Пришлось вернуться.
— Да, на связи.
— Товарищ Председатель, анализ сигнатуры проведен. Это «Пепеладз». Связи пока нет.
— Спасибо, подполковник. Продолжайте попытки связаться с кораблем.
— Есть!
— Есть! Капитан, я ее поймал!
— Что там?!
— Новостной блок, там точное время и дата! Сейчас восемнадцатый год! Всего три года!
— Слава богу, гора с плеч. Ты не отвлекайся, запускай запись. Послушаем, что там творится. И еще — готовься связаться с Заимкой по закрытому каналу.
— Есть! А что потом с записью делать?
— Дашь послушать мне, а потом запустишь по внутренней трансляции.
— Товарищ Председатель, от корабля пришел запрос на соединение по закрытому каналу с использованием вашего личного протокола шифрования.
— Хорошо, канал связи в спецкабину через пять минут. Я иду туда.
«Запрос на ЗАС, да еще по личному, особо устойчивому, протоколу шифрования? Значит, что-то случилось. Что очень скверное. Вариантов — масса, от захвата корабля пиратами до болезни экипажа каким-нибудь особо мерзким заболеванием. Вот черт, как не вовремя! Правду говорят, пришла беда — открывай ворота. А мы так рассчитывали на прыгун! Не судьба, значит. Дочка, дочка, во что же ты влезла?»
Через минуту после закрытия и герметизации кабинки закрытой связи и включения системы электронной защиты экран связного терминала засветился. Лев Маркович ввел на виртуальной клавиатуре длинный код, прижал палец к сенсору системы биометрического контроля, затем громко и отчетливо сказал в пространство:
— Долг и честь.
Экран мигнул и словно бы раскрылся навстречу Мазуру. На него смотрело лицо его дочери, смотрело спокойно и серьезно. Потом она улыбнулась и сказала с теплотой в голосе:
— Здравствуй, отец. Как ты?
— Здравствуй, дочка. Я-то неплохо, а вот что с тобой? И с экипажем? И с кораблем? И почему нет связи?
— С кораблем все в порядке, с экипажем — тоже, все живы и здоровы, а со мной… прости, но это при личной встрече. Связи нет по моему приказу. Ты лучше скажи мне — на планете есть посторонние? И когда прибытие очередного торговца?
— На планете посторонних нет, следующий корабль по графику придет через три месяца. К чему все это?
— Чем меньше народу будет знать о нашем прилете, тем лучше для всех нас. Отец, нам надо поговорить, и очень серьезно. Прошу разрешения на посадку, только не на космодром. Нам нельзя светиться, никак нельзя.
— Хорошо. Садись на четвертой запасной площадке, возле поселка Северный. Помощь нужна?
— Отец, площадки номер четыре не существует, а около Северного единственная подходящая площадка находится точно над вертикальной штольней и заминирована в придачу.
— Прости, девочка моя, ошибся я, совсем старый стал, склероз замучил. Садись там, где хочешь.
— Ага, старый. Ну-ну. Хорошо. Аварийный маяк около третьего шахтоуправления еще работает?
— А как же.
— Пусть включат его и направят луч вверх. Сяду на восточной окраине. Нужен транспорт, специальных условий не требуется.
— Хорошо, обеспечим. Время прибытия?
— К ужину.
— Понял. Добро пожаловать домой, дочка. Конец связи.
Выходил из кабинки связи Лев Маркович уже спокойным. «Значит, это действительно она, с ней все в порядке, и внешний контроль отсутствует. Уже хорошо. А вот по ее вопросам и особенно просьбе уже можно сделать кое-какие выводы. Похоже, проблемы с законом, спецслужбами или какой-то мощной криминальной структурой. Неприятно, но терпимо. Ну, хоть все живы — и то хорошо».