— Будет дождь, — сказал Бейкер, обшаривая глазами пустое небо. — Должен быть дождь.

— Нихрена он тебе не должен, — сказал Колли Паркер. — В жизни не видел более дерьмового штата.

— Если он так тебе не нравится, что же ты домой не пойдешь? — спросил Гэррети и дурашливо хихикнул.

— Заткни свой пердак.

Гэррети отпил воды, но совсем немного. Было бы не очень весело, если б его сейчас скрутило водяным спазмом — жутка смерть получилась бы. Однажды он уже пережил такой спазм, и одного раза ему вполне хватило. Он тогда помогал соседям, Элвеллам разгружать сеновал. У них в амбаре было невероятно жарко; мужчины, выстроившись цепочкой, перекидывали семидесятифунтовые кипы сена в кузов грузовика. Гэррети совершил тактическую ошибку, выпив три полных ковша ледяной воды, которую им вынесла миссис Элвелл. Вдруг его грудь пронзила ужасная боль, тут же волнами разойдясь на живот и на голову; он подскользнулся на клочке сена и мешком рухнул с сеновала прямо в кузов грузовика. Он блевал, свесившись через борт, слабый от боли и стыда, и мистер Элвелл поддерживал его заскорузлыми от тяжелого физического труда руками. Его отправили домой, мальчика, который только что провалил первый из тестов на право называться мужчиной, и руки его были покрыты сыпью, а в волосах застряла солома. Он шел домой, и раскаленное солнце давило на его и без того обожженную кожу десятифунтовым молотом.

Он передернул плечами, и по его телу тут же пробежала волна мурашек. В висках тяжело стучала головная боль... как просто было бы сейчас отпустить.

Гэррети посмотрел на Олсона. Олсон продолжал идти. Его язык почернел, а лицо было серым от грязи. Глаза слепо смотрели перед собой. Я не такой как он. Господи боже, я не такой. Пожалуйста, не дай мне так же угаснуть.

— Оптимизма это что-то не внушает, — подавленно сказал Бейкер. — Мы не дойдем до Нью Хэмпшира. Могу деньги на это поставить.

— Два года назад был мокрый снег, — сказал Абрахам. — А они дошли. Четверо из них, по крайней мере.

— Да, но жара — это совсем другое, — сказал Дженсен. — Когда холодно, ты можешь пойти быстрее, и согреешься. А когда жарко, ты можешь пойти медленнее... и тебя потом заморозят. Безнадега какая-то.

— Нет в мире справедливости, — сердито сказал Колли Паркер. — Ну почему Прогулку не проводят в Иллинойсе, где нет этих проклятых холмов?

— А бне здесь нравидся, — сказал Скрамм. — Зачеб ты стольго ругаешься, Паргер?

— А зачем ты столько соплей производишь? — спросил в ответ Паркер. — Потому что такой уж я человек. Что-то не нравится?

Гэррети посмотрел на часы, но оказалось, что они остановились на 10:16. Он забыл завести их.

— Кто-нибудь знает который час?

— Дай-ка гляну, — Пирсон бросил взгляд на свои часы. — Половина жопы, Гэррети.

Все засмеялись.

— Нет, ну правда, — сказал Гэррети. — У меня часы остановились.

Пирсон снова посмотрел на запястье.

— Две минуты третьего, — он взглянул в небо. — Это солнце сядет еще нескоро.

Солнце злобно висело над верхушками деревьев. Угол падения его лучей был еще слишком мал, чтобы дорога оказалась в тени, и это еще как минимум на час, а то и на два. Гэррети показалось, что далеко на юге он видит фиолетовые пятна, которые могли быть грозовыми тучами, а могли — плодом его воображения.

Абрахам и Колли Паркер вяло обсуждали преимущества четырехкамерных карбюраторов. Никто кроме них как будто не был расположен к разговорам, и Гэррети брёл сам по себе в стороне от прочих, время от времени отвечая на приветствия толпы взмахами руки, но не уделяя этому делу слишком много внимания.

Теперь Идущие шли более кучно. Авангард находился в поле зрения — два высоких, загорелых парня, у каждого вокруг пояса обвязана черная кожаная куртка. Поговаривали, будто они влюблены друг в друга, но Гэррети верил в это так же, как и в то, что луна — это на самом деле кусок зеленого сыра. Они не выглядели женственными, и казались вполне неплохими ребятами... как будто это имеет какое-то отношение к гомосексуальности, подумал Гэррети. А даже если они гомики, какое ему дело? Но все же...

Баркович шел сразу за кожаными куртками, а МакФриз — за Барковичем, пристально глядя ему в затылок. Желтая виниловая шляпа по-прежнему торчала у Барковича из заднего кармана брюк, и он вовсе не казался надломленным. На самом деле, поразила Гэррети мучительная мысль, из этих двоих МакФриз выглядел куда более изможденным.

За Барковичем и МакФризом шла разрозненная группа из семи или восьми человек, — что-то вроде конфедерации, участники которой были очень слабо связаны друг с другом: она постоянно образовывалась, распадалась, снова образовывалась в другом сочетании, опять распадалась; в общем, состав участников все время обновлялся. Сразу за ними шла группа поменьше, а за этой группой — Скрамм, Пирсон, Бейкер, Абрахам, Паркер и Дженсен. Группа Гэррети. Раньше были и другие, но теперь он едва ли смог бы вспомнить их имена.

За ними шли еще две группы, и по всей протяженности этой аморфной колонны были разбросаны одиночки. Некоторые из них, как Олсон, например, впали в отрешенность и оцепенение. Другие, такие как Стеббинс, просто предпочитали свою собственную компанию. И практически у всех на лицах застыло напряженное, испуганное выражение. Гэррети очень хорошо его изучил.

Стволы винтовок опустились, нацелившись на одного из одиночек — Гэррети смотрел как раз на него — низенького, полноватого парня в потрепанной шелковой жилетке зеленого цвета. Свое третье предупреждение он, кажется, получил минут тридцать назад. Он бросил на солдат короткий, исполненный ужаса взгляд и ускорил шаг. Винтовки утратили к нему интерес — до поры до времени.