С дороги убирали труп какого-то другого парня. У него было маленькое, измученное и очень мертвое лицо; ветер изо всех сил трепал его густые волосы.

— Если бы ураган дул нам в спину, мы были бы в Олдтауне к половине пятого! — весело сказал Баркович.

Он натянул свою шляпу по самые уши, его худое лицо прямо-таки лучилось безумной радостью. Гэррети вдруг понял. Он и эту мысль отметил как требующую упоминания в разговоре с МакФризом. Баркович — сумасшедший.

Через несколько минут ветер внезапно стих. Грохотание грома свелось к отдаленным раскатам. Жара снова наползала, липкая и почти непереносимая после утонченной прохлады урагана.

— Что случилось? — закричал Колли Паркер. — Гэррети! Твоего проклятого штата даже на шторм не хватает что ли?

— Думаю, ты получишь то, что хочешь, — сказал Гэррети. — Правда, не уверен, что ты по-прежнему будешь этого хотеть.

— Эгей! Реймонд! Реймонд Гэррети!

Гэррети от неожиданности дернулся. На какой-то ужасный момент он вдруг поверил, что это его мать, и призрак Перси промелькнул перед его мысленным взором. Но это была всего лишь миловидная пожилая дама, глядящая на него из-под журнала Vogue, который она использовала в качестве защиты от дождя.

— Старая перечница, — пробормотал за его спиной Арт Бейкер.

— Выглядит довольно милой. Ты ее знаешь?

— Знаю эту разновидность, — озлобленно сказал Бейкер. — Она очень похожа на мою тётю Хэтти. Тётя Хэтти любила ходить на похороны, слушала там рыдания, скорбные стоны, всю эту возню — и всё с точно такой вот улыбкой. Как кот, дорвавшийся до валерьянки.

— Это наверное мама Мейджора, — сказал Гэррети. По идее это была шутка, но получилось довольно плоско. В тусклом свете изменчивого неба лицо Бейкера казалось очень бледным и напряженным.

— У тёти Хэтти было девять детей. Девять, Гэррети. С этой самой улыбкой на лице она похоронила четырех из них. Своих собственных детей. Некоторые люди просто любят смотреть, как другие умирают. Никогда не мог этого понять, а ты?

— И я, — Гэррети чувствовал себя неуютно. Раскаты грома снова стали громче. — А твоя тётя, она уже умерла?

— Нет, — Бейкер посмотрел в небо. — Она дома сейчас. Сидит наверное на пороге в своем кресле-качалке. Она уже почти не ходит. Просто сидит, раскачивается и слушает новости на радио. И улыбается всякий раз, когда передают новые цифры. — Бейкер потер локти. — Гэррети, ты когда-нибудь видел, как кошка поедает собственных котят?

Гэррети не ответил. В воздухе ощущалось какое-то напряжение — отчасти из-за урагана, но было и что-то еще, чего Гэррети не мог сформулировать. Каждый раз, опуская веки, он видел косые глаза Фрики Д'Алессио, глядящие на него из темноты.

Наконец, он сказал:

— В твоей семье что, все заранее готовятся к смерти?

Бейкер слабо улыбнулся:

— Ну, я несколько лет обдумывал мысль, а не пойти ли мне учиться похоронному делу. Хорошая работа. Даже в голодные годы будет на что жить.

— А я всегда думал заняться производством писсуаров, — сказал Гэррети. — Заключать контракты с кинотеатрами, боулингами и так далее. Верное дело. Ну сколько в стране может быть заводов по производству писсуаров?

— Не думаю, что стал бы заниматься похоронами, — сказал Бейкер. — Впрочем, это уже неважно.

Огромная молния расколола небо. За ней последовал исполинский раскат грома. Порывистый ветер быстро усиливался. Тучи бежали по небу как обезумевшие корсары по черному морю ночных кошмаров.

— Начинается, — сказал Гэррети. — Начинается, Арт.

— Многие говорят, что им все равно, — сказал вдруг Бейкер. — «Что-нибудь попроще, вот чего мне хочется, когда я уйду, Дон». Так они ему говорят. Моему дяде. Но большинству далеко не все равно. Они говорят: «Мне отлично подойдет простой сосновый ящик». Но в конце концов они выбирают тот, что побольше... обшитый свинцом, если могут себе это позволить. Многие даже вписывают модель в завещание.

— Зачем? — спросил Гэррети.

— Там, где я живу, многие хотят быть похороненными в склепах. В мавзолеях, над уровнем земли. Они не хотят, чтоб их закапывали потому что у нас очень высокий уровень грунтовых вод. Во влажной земле все так медленно происходит. Но если тебя хоронят над уровнем земли, возникает другая проблема — крысы. Огромные луизианские болотные крысы. Они живут на кладбищах и прогрызают эти сосновые ящики в два счета.

Ветер тянул их вперед своими невидимыми руками. Гэррети молился, чтобы шторм наконец начался. Проклятый замкнутый круг — с кем ни заговори, всё сводится к одному и тому же.

— Да ну нахрен такое счастье, — сказал Гэррети. — Выкинуть пятнадцать сотен или сколько там, только чтобы крысы держались от меня подальше после смерти...

— Ну, не знаю, — сказал Бейкер. Он шел прикрыв глаза, полусонный. — Им ведь нужны мягкие части, вот что не лезет у меня из головы. Я прям вижу, как они выгрызают дыру в моем гробу, потом расширяют её, наконец прорываются внутрь. И лезут к моим глазам, как будто это финики какие-нибудь. Она сжирает мои глаза, и я становлюсь частью этой крысы. Разве не так происходит?