Но главное, понял Челышев, судьба переворота будет решаться где угодно, только не здесь. Здесь так и будут болтать, если только путчисты не решат разогнать доморощенный Гайд-парк под стенами «Московских новостей». Хотя вряд ли. Кому говоруны мешают! Но… Власть все равно возьмет верх, думал в тот момент молодой человек, так же как она добивалась своего – через кровь и репрессии – все эти годы, начиная с тысяча девятьсот семнадцатого. И драчка все же будет – это он тоже понял отчетливо. И он хотел на этот бой поспеть.

Сеня вспомнил, как наставлял его Ковалев, редактор отдела из «Советской промышленности», побывавший, между прочим, в Афганистане: «Если не будешь лезть в гущу, материала не получишь. Но если залезешь в самую гущу, очень можешь схватить не матерьял, а пулю в башку. Надо выбирать. Быть смелым, но осторожным. Не ради себя. Ради семьи и читателей».

Веселый озноб охватил Челышева. Страха он не испытывал. Оставалось решить, где нынче та самая гуща.

На душе было знобко и радостно. С таким чувством, наверное, выходили на Сенатскую декабристы. И рабочие на площадь в Новочеркасске.

Добровольцев судьба не жалует – это Сеня хорошо понимал. Вспомнилась участь друга, репортера Сергея Ромейкова. Отличный парень, и журналист талантливый. А как жизнь жестоко распорядилась!.. В свое время, в восемьдесят шестом, Серега, будучи еще студентом, попросился в Чернобыль. Делал там газету для ликвидаторов. А теперь бедняга лежит в пятидесятой больнице на гемодиализе – обе почки отказали. Медики, стыдливо отводя глаза, говорят, что не видят связи между двумя данными событиями, но Арсений, как и другие друзья, прекрасно понимал: парень поплатился за дозу облучения на аварии.

В скором времени, в начале осени, Серега умрет, и это будет первая смерть, оплаканная Сеней.

Однако сегодня, думал Арсений, возмездие, если будет, вряд ли окажется отложенным. Судьба или покарает – прямо сейчас, или помилует.

Ориентируясь на собственные интуицию и вдохновение, Арсений сел в метро и проехал одну остановку до «Краснопресненской». Кураж вел его к Белому дому. В метро было оживленно, озабоченно и как-то даже радостно. На стенах переходов меж станциями и на колоннах уже развесили белые полоски листовок. Возле них останавливались люди, читали. Подошел и Арсений. Писали то же, о чем он только что слышал: произошел антинародный путч, Горбачев отстранен незаконно, надо вернуть ему власть, преступные приказы так называемого ГКЧП необходимо саботировать.

Наверху, на Красной Пресне, тоже было много людей. Кто-то из прохожих выглядел суровым, нахмуренным, пришибленным, но иные, напротив, были веселы и вдохновенны, словно на первомайской демонстрации. Вот только демонстрация была не первомайской. И не в защиту режима, как бывало семьдесят с лишним лет, – а против него.

Арсений предполагал, что резиденция российского правительства, не подчинившегося ГКЧП, окажется за тройным как минимум оцеплением из солдат, милиционеров, танков, колючей проволоки и еще бог знает чего. И как тогда прикажете туда пробиваться?

Однако пройти к зданию удалось неожиданно просто. Издалека он видел пару танков, разрозненные группы солдат – которые, казалось, сами не знали, что им делать, и робко выпрашивали у прохожих сигареты. Милицейский кордон, правда, имелся – стояла за железным ограждением пара служивых. Однако они с почтением пропустили Челышева – стоило ему только козырнуть своим удостоверением внештатного корреспондента «Советской промышленности».

Сам подъезд Верховного Совета РСФСР меж тем охранялся мужиками в гражданском, в галстучках, однако же с автоматами Калашникова на боку. Красное удостоверение с золотыми буквами ПРЕССА оказало на вооруженных людей магическое воздействие. Арсения пропустили – притом ему даже рассказали, на каком этаже разыскать Ельцина.

Эдак любой шпион может пробраться, подумалось Арсению. Пролезет агент путчистов да и замочит Бориса Николаича, икону нынешнего сопротивления. Правда, возникает вопрос: где маршал Язов и другие путчисты найдут такого героя? Кто согласится пожертвовать собой ради их сомнительной и отнюдь не могучей кучки?

Или Сеня слишком хорошо думает о людях в погонах? И армия все-таки верна приказу? И спецназ КГБ, если его пошлют на штурм, разнесет тут все по камушку? И таких же, как они сами, русских людей не пожалеет?

Все в тот день было зыбко, висело на волоске. Вот именно – или грудь в крестах, или голова в кустах.

Арсений поднялся на нужный этаж. Работал лифт, горел в кабинке свет, что Челышева удивило. Он немного иначе представлял себе осажденный очаг сопротивления: «По-моему, путчисты первым делом должны были отключить здесь электричество, да и воду с канализацией».

Едва Сеня вышел из кабины – глядь, навстречу ему идет Лев Суханов, помощник Ельцина. Тот Арсения узнал. Еще бы! Когда Борис Николаевич попал в опалу и ни слова о нем не говорилось ни по телевизору, ни в газетах, именно Сеня стал первым журналистом, взявшим у БНЕ интервью. Суханов обрадовался: