«Рим, 13 мая. Декан философского факультета университета Перуджи, профессор Уголини, приспустил флаг на балконе здания факультета. Этим он выразил сожаление по поводу упадка ценностей образования и гражданского согласия в университете. Заведующий кафедрой итальянской литературы университета в Турине, профессор Гетто, перерезал себе вены и потом выбросился из окна в отчаянии от оскорблений студентами. При смерти он был доставлен в больницу. Студенты кричали ему на лекции: "Оставь в покое Тассо и говори нам о Че Геваре"».

Материал для новеллы, к примеру, Э. Т. А. Гофмана или Грильпарцера. Бедный музыкант ломает свой инструмент. Собственно говоря, не трагедия, ибо конфликт можно было решить различными способами, например, проигнорировать; он мог бы даже быть обращен в шутку. Оценка обстановки, исходящая из того, что еще существуют посредничающие ценности, «пока что» бьет мимо цели. Лучшее сохраняется для себя. Ценность заменяется цифрой, трагическое — аварией, судьба — статистикой, герой — преступником, князь — бонзой, Бог — «добром». Человек не показывает, что верит в какие-то ценности, если не хочет, чтоб его зачислили в дурную компанию.

Господин в цилиндре идет по rue de Lappe. Прохожий шепчет ему: «Его здесь носят только сутенеры».

Во второй половине дня дальние хождения по Кампо Верано, во время которых рядом со мной среди могильных рядов, словно теневая птица [762] , периодически оказывалась какая-то вдова.

Забастовка почтальонов еще продолжается: она ведется за приемлемые условия отпуска.

В первой половине дня к Аппиевой дороге. На могиле Сципионов. Обнаружили ее только в 1780 году. Поразительно, сколько мертвецов предстоит еще поименно идентифицировать по надписям на темных саркофагах. Здесь я так сильно ощущал genius loci [763] , будто был знаком с покоящимися там.

Неподалеку колумбарии, которые были открыты лишь в 1928 году. Это указывает на неисчерпаемое богатство подземного города. К этим могилам с урнами ведет много ступеней, прорубленных в туфе, расщелины которого заросли венериным волосом [764] . Мы спустились в могилу одного вольноотпущенника Августа, Помпония Хила, к пеплу которого здесь был добавлен пепел его супруги Помпонии. Было прохладно и влажно, точно в колодце, «molto fresco» [765] , как сказал смотритель, отомкнувший нам дверь. Семью Помпониев в их доме часто навещал Август, а также, я полагаю, Тиберий. Для урн были сделаны ниши в стенах и в двух колоннах, одна из которых еще стоит. Некоторые фрагменты живописи в хорошем состоянии, несмотря на влажность. Похожую картину я уже видел в Сирии: вся семья мирно группируется вокруг отца. Я не могу избавиться от чувства, будто отношусь к ним. Правда, у этрусков оно охватывало меня острее; сожжение вредит персональной ауре.

Окрестности Porta Latina [766] : опять мир сам по себе. Возле San Giovanni in Oleo [767] на нас внезапно обрушился ливень, от которого мы спрятались в базилике a Porta Latina. Потом поехали к древнему San Clemente, посвященному третьему преемнику Петра, Клименту Римскому (88–97). Как и многие церкви, эта тоже покоится на еще более старых постройках, как императорской эпохи, так и республиканской. Они были вскрыты во второй половине прошлого столетия; тщательные раскопки уводили вниз через три слоя: сперва на раннюю базилику, после грабежа разрушенную и засыпанную норманнами под предводительством Гискара, затем на строения императорских и республиканских времен Рима. В самом низу было обнаружено святилище Митры третьего века христианской эры — то есть времени, когда при Аврелиане культ Митры был провозглашен государственной религией.

Мы начали с Митреума, подражающего гроту, — у стен ложа, в середине алтарь. Расположение указывает, что здесь внизу не только смотрели и изображали мистерию, но и совершали ее.

Фронтальная стенка алтаря показывает Митру в позе, которая повторяется во многих его храмах. Правой рукой бог убивает быка, закрывая ему глаза левой. Внизу змея и собака (или лев?) пьют его кровь. На обратной стороне тоже изображена огромная змея.

Помещение проникнуто настроением противоположности и единства смерти и жизни. Я спросил себя: почему бог солнца почитается в гроте? Ответ, вероятно, кроется именно в этой противоположности. Уже такие вопросы ослабляют правду картины, которая должна чувствоваться, а не объясняться. Сильнее подчеркивая ту или иную подробность, мы изымаем ее из целого. Например: «Митра убивает первобытного быка» — это распространенная интерпретация, но она не отдает должного благодати и изобилию, которые следуют за деянием. «Приносит в жертву» было б уместней.

Радикальная тяжесть жертвы больше не воспринимается, либо она кажется странной — агнца жертвует тот, кого потом самого «прибьют к крестному древу».

Далее я спросил себя, почему Митра не одержал верх над Христом? Об этом нужно было бы справиться у таких вымерших наук, как астрология с ее большими картинами рыб, овна и быка. Совершается ли в конце эпох символическое жертвоприношение их космических патронов? Бык умирает в золотом тельце, Овен в агнце. А как гибнут Рыбы? Вероятно, в Левиафане.

Сила бычьей жертвы после Голгофы уже потеряла действенность. Но она всегда чувствовалась — в играх, мифах, тайных учениях. Митра находил почитание во все времена — это справедливо также для нашего, которое во многом приближается к Митре. Ницше — блестящий пример.

Конечно, боги не возвращаются, хотя на стыке веков они подступают ближе. Это как при революциях, когда все системы, вплоть до самой древнейшей, предлагают свои услуги. Рассматривать это следует не как возвращение, но, пожалуй, как шефство.