Огонь, распространяющийся из дома Бобби шквалом, напоминающим по форме дамский веер — веер огня, начался от вертушки, теперь разрушенной. Дом Бобби, сейчас уже только черный остов, мерцающий в красных столбах пламени, был у того самого места, где он зародился. Языки его дотянулись до страшно переросшего сада, и огонь, сожрав мутировавшие растения, стал отсвечивать зеленым.

Джим Гарденер пробирался сквозь огонь, увенчанный короной горящих волос.

Его рубашка тлела; от одного рукава шел дым, потом он вспыхнул. Он захлопал по рукаву рукой и сбил огонь. Он хотел застонать, но почувствовал себя таким усталым, таким разбитым.

Меня хорошо отделали, подумал Гарденер, и в этом нет ничьей вины, кроме моей.

Он достиг дальнего края сада. «Томкэт» накренился и с большим перекосом въехал в лес. Низкие чахлые деревца по сторонам от трассы были в огне, и маленькие языки пламени уже разбегались по Большому Индейскому Лесу. Гарда они совсем не интересовали. Чувство, что он находится в микроволновой печи, его оставило. Он похлопал себя по голове. От волос отвратительно пахло — как от пищи, поджаренной ребенком.

Зеленый огонь зашипел около его правого плеча, когда «Томкэт» въезжал в лес.

Гард уклонился влево и нагнулся. Потом посмотрел назад и увидел Хэнка Бака, с его Пистолетом-Убийцей. Хэнк вывел свой мотоцикл, направляясь к ферме, но свалился с него на том самом поле, где погибла Нэнси Восс, потом вскочил и бросился бежать.

Гарденер развернулся, высунул наружу правую руку с бластером и обхватил правую кисть пальцами левой. Спустил курок. Вылетел острый луч и больше из-за простого везения, чем из-за большой искусности стрелка, ударил Хэнка в верх левой стороны груди. Послышался треск жарящегося бекона. Зеленая смерть полыхнула Хэнку в лицо, и он упал.

Гарденер повернулся снова вперед и увидел, что «Томкэт» самодовольно несется на горящую ель. Он навалился на руль обеими обожженными до волдырей руками, пытаясь избежать столкновения. Один из подшипников на колесе «Томкэта» задел ствол дерева, и на секунду Гарденер вообразил себя отпихивающим пылающее дерево, как отпихивают горящие занавески, расчищая путь. Маленький трактор опасно накренился, завис… затем рухнул с шумом обратно. Гарденер рванул рычаг до упора и повис на нем, пока «Томкэт» пробивал себе путь к лесной дороге.

Они шли. Томминокеры шли. Они прошли вдоль расширяющихся крыльев огня-веера рассерженной дамы, и Дик Эллисон почувствовал некоторую безрассудную ярость, потому что они не собирались хватать его. Гарденер мог воспользоваться дорогой; это все меняло. Еще три минуты — может быть, даже одну — и Гарденер мог быть поджарен. Четыре Томминокера (среди них миссис Эйлин Греншау и Реверенд Гуринджер) попытались преследовать его там и сгорели заживо. Два гигантских горящих ствола кукурузы обрушились на жену Греншау, которая дико закричала и отпустила руль песочного багти. Багги быстро въехал в горящий сад. Его покрышки лопались, как маленькие бомбы. Несколько секунд спустя огонь поглотил всю дорогу.

Разочарование Дика было глубже, чем в костях. «Превращение» бывало, расстраивалось и прерывалось раньше — не часто, но это случалось — но всегда как результат естественного воздействия… как целое поколение москитов в спокойном пруду со стоячей водой могло быть уничтожено молнией во время летней бури. Но сейчас не было бури, ни других природных потрясений, а был один человек, человек, на которого они привыкли глядеть с осторожным презрением, как на глупую собаку, которая может укусить; это был один человек, который как-то провел Бобби и убил ее, и который отказывался умирать, несмотря на все то, что они делали.

Нас не остановит один человек, подумал Дик взбешенно. Не остановит! Но был ли реально путь прекратить действие того, что уже случилось? Фронт огня распространяется слишком быстро, они не смогут поймать его. Гарденер прорвался в самый центр горящей аллеи, но только он. Хэнк Бак стрелял в него, но этому сукину сыну удалось застрелить самого Хэнка.

Дик был в припадке бешенства (Ньют ощущал это и держался на расстоянии Дик был на двадцать фунтов тяжелее и на десять лет моложе), но в самом центре его бешенства был ужас, как прогорклый крем в центре отравленного шоколада.

Томминокеры, говорила Бобби Гарденеру, были великими небесными путешественниками. Это было правдой. Но никогда, нигде, они не встречали кого-либо похожего на этого человека, который продолжал двигаться, невзирая на раздробленную лодыжку, большую потерю крови и большую дозу снадобья, которое должно было свалить его еще пятнадцать минут назад, даже при том, что он много вытошнил.

Невозможно — но случилось.

Огонь, который, предполагалось, не подпустит Гарденера к кораблю, стал щитом Гарденера.