Но это нужно было сделать.

Он взял один из наборов наушничков, отметив снова, что их центры немного вогнутые, и взглянул на клубок коричневых, сухих тел в дальнем углу комнаты.

Томминокеры? Детское дурацкое имя или нет, оно было для них слишком хорошо. Троглодиты из космоса, вот кто они были. Длинные когти управляли машинами, которые они создали, но никогда не пытались понять. Пальцы ног как шпоры бойцовых петухов. Они выглядели как злокачественные опухоли, которые нужно быстро вырезать.

Пожалуйста, Господи, надоумь меня.

Мог ли он прихлопнуть их всех? Это был вопрос на 64.000 долларов, не так ли? Если «превращение» было закрытой системой — что-то из шкуры корабля просто выделялось в атмосферу — ответ, скорее всего, был отрицательным. Но Гарденер думал — или, может быть, надеялся, — что это было нечто большее, открытая система, откуда корабль питал людей чем-то, заставляя их «превращаться», и люди также питали корабль чем-то… чем? Снова, пожалуйста. Можно здесь употребить слово «воскрешение»? Извините, нет. Слишком благородно. Если он был прав, это был такой партеногенез, место которого было в дешевых балаганах и в бульварных газетках, а не в вечных мифах и религиозных учениях.

Прошу тебя. Господи. Маленькая помощь прямо сейчас.

Гарденер надел наушнички.

Все произошло мгновенно. Никаких болевых ощущений на этот раз, только большое белое сияние. Огни в рубке вспыхнули на полную мощность. Одна из стен снова стала окном, показав дымное небо и контуры деревьев. А потом и остальные восемь стен комнаты стали прозрачными… одна… другая. На несколько секунд Гарду показалось, что он находится на открытом месте, с небом над головой и с котлованом по сторонам. Корабль как будто исчез. Полный обзор.

Моторы загудели один за одним и заработали в полную силу.

Где-то зазвучал звонок. Огромные гудящие реле задрожали по очереди, палуба под ним задрожала тоже.

Чувство власти было невероятным; ему казалось, что Миссисипи пронеслась через его голову всеми водами. Он ощущал, что убивает их, но это и требовалось.

Я ухлопал их всех, — подумал Гарденер расслабленно. — О Боже, спасибо тебе. Боже, что я ухлопал их! Сработало!

Корабль задрожал. Заколыхался. Колыхание стало спазмами мучительных, болезненных судорог. Пришло время.

Обнажив последние несколько зубов, Гарденер приготовился растянуться на полу и вцепиться в свои ремни на ботинках.

Он ухлопал их всех, но оставался Дик Эллисон, из-за его большей эволюции, и около сорока пограничников Хейзл в городе, которые избежали воздействия вспышки мощности от корабля — эти последние были связаны друг с другом в одну цепь, и корабль просто не достиг их.

Они корчились, кровь лилась из глаз и носов, и умирали, потому что корабль высасывал их мозги.

Корабль сдерживал Томминокеров в лесу, и некоторые из них, самые старые, умерли; большая часть, однако, только испытывала мучительную боль в голове, и сами они либо лежали, либо стояли на коленях, в полуобмороке, вокруг прогалины. Немногие понимали, что огонь теперь совсем близко. Подул ветер, и пылающий веер развертывается… развертывается. Дым бежал через поляну густыми серо-белыми облаками. Огонь трещал и гремел.

Сейчас, — подумал Гарденер.

Он почувствовал, как что-то выскальзывает из его мозга, цепляется, выскальзывает… и крепко цепляется. Это было похоже на работу коробки передач. Боль была, но переносимая.

ОНИ чувствуют боль куда сильнее, — подумал он расслабленно.

Края котлована, казалось, задвигались. Сначала немного. Затем побольше. Раздался скрип, пронзительный визг.

Гарденер преодолевал в себе боль, его брови страшно сжались, глаза превратились в щели.

Серебристые ячейки поплыли, медленно, но уверенно. Конечно, двигались не они; двигался сам корабль; этот скрип был звуком освобождения от скального ложа, на котором он покоился столь долго.

Выше, — думал он бессвязно. — Женское белье, трикотаж, галантерея и, конечно, посетите наш отдел товаров для животных…

Он наращивал скорость, котлован уже быстрее уходил в сторону. Небо впереди расширялось — оно было тускло-металлического цвета. Крутились искры, похожие на стаи крошечных горящих птиц.

Он переполнился восторгом.

Гарденеру вспомнился вид из окна метро в то время, когда поезд покидает станцию, сперва медленно, затем ускоряясь — как кафельные стены закручиваются позади, похожие на ленту бумаги у музыканта за фортепьяно, так, что можно прочитать рекламу, пробегающую слева направо, — Энн, Хор, Самое Время спрашивать газету «Тайме», Попробуй Вельвет. Затем мрак, где только движение и единственное ощущение черной стены, проносящейся мимо.