Новая боль расцвела в его голове, глаза заслезились, поддетые этой болью в мозгу, как рыболовным крючком. Плохо, но ничто в сравнении с болью в лодыжке и ноге. Он не удивился, увидев, как главный люк закрыл свою диафрагму. Сможет он открыть его снова, если захочет? Он как-то сомневался в этом. Теперь он заперт… заперт вместе с мертвыми Томминокерами.

Мертвыми? Ты уверен, что они мертвы?

Нет, наоборот, он был уверен, что они не мертвы. Они были достаточно живы, чтобы начать эту игру снова. Достаточно живы, чтобы превратить Хэвен в страшную фабрику. Мертвы?

— Не очень-то похоже, — прокаркал Гарденер и протиснулся через другой люк в коридор за ним. Машины колотились и гудели во внутренностях корабля; когда он коснулся светящейся искривленной стены, он ощутил вибрацию.

Мертвы? Ну нет. Ты ползаешь внутри старейшего дома призраков во вселенной, Гард, старина Гард.

Ему показалось, что он слышит шум, он резко обернулся, сердце заколотилось, слюнные железы залили рот горьким соком. Ничего там нет, конечно. Кроме того, что там было. У меня есть причины для нервной кутерьмы. Я встретил Томминокеров, и они были мы.

— Помоги мне, Боже, — сказал Гарденер. Он сдвинул прядь своих воняющих волос с глаз. Над ним была паучья лестница с широко раздвинутыми ступенями… каждая с глубокой, беспокоящей выемкой в центре. Лестница станет вертикальной, когда… если… корабль когда-нибудь примет горизонтальную позицию для взлета.

Теперь здесь запах. Вентиляторы или нет, но здесь запах смерти, я полагаю. Долгой смерти. И грязной.

— Пожалуйста, помоги мне, Господи, совсем немного, о'кей? Небольшой перерывчик для паренька — это единственное, о чем он просит, о'кей?

Все еще беседуя с Господом, Гарденер двинулся вперед. Вскоре он достиг рубки управления и спустился в нее.

Томминокеры стояли у границы поляны, глядя на Дика. Каждую минуту подходили новые. Они подходили — затем сразу же застывали, как простые компьютерные аппараты, чьи немногие программные операции были уже выполнены.

Они стояли и глядели на перекошенную поверхность корабля… на Дика… снова на корабль… опять на Дика. Они были как толпа лунатиков на теннисном матче. Дик мог чувствовать других, которые вернулись в деревню восстанавливать защиту границы, также просто ждавших… глядеть сквозь глаза тех, кто стоял сейчас рядом.

За ними, приближаясь, набирая силу, шел огонь. Прогалина уже заполнилась струйками дыма. Некоторые закашляли, но ни один не сдвинулся с места.

Дик глядел на них, удивленный — что, собственно, они от него ожидали? Затем он понял. Он был последним из людей из сарая. Остальные сгинули, и прямо или косвенно это была вина Гарденера. Это было необъяснимо, и более чем просто страшно. Дик понемногу все более и более убеждался, что ничего похожего не случалось на протяжении всего долгого, долгого существования Томминокеров.

Они глядят на меня, потому что я последний, я должен сказать им, что делать дальше.

Но не было ничего, что они могли бы сделать. Была гонка, и Гарденер должен был проиграть ее, но как-то не проиграл, и теперь им ничего не оставалось, как ждать. Смотреть, и ждать, и надеяться, что корабль убьет его как-нибудь, прежде чем он сможет сделать что-нибудь. Прежде чем…

Огромная рука вдруг проникла в голову Дика Эллисона и сжала его мозги. Его руки подлетели к вискам, пальцы вывернулись в гальванические паучьи формы. Он попытался кричать, но не смог. Под ним, на прогалине, он мог видеть людей, падающих на колени рядами, как пилигримы, ставшие свидетелями чуда или божественного явления.

Корабль начал дрожать — воздух наполнился тонким, инфразвуковым гудением.

Дик и это успел уловить… но в тот момент, когда его глаза выплеснулись из головы как сгустки полу замерзшего, заплесневевшего желе, он уже ничего не понимал. В тот момент — или навсегда.

Маленькая помощь. Господи, по рукам?

Он сидел в центре наклонной пятиугольной комнаты, его скрюченная, сломанная нога торчала прямо перед ним (смятая, это слово не уходило, его нога была смята), около того места, где главный толстый кабель выходил из-под прокладки на полу.

Маленькая поддержка парню. Я знаю, я не очень-то достоин, застрелил жену, доброе гребанное дело, застрелил лучшего друга, другое доброе гребанное дело. Новое и Улучшенное Доброе Гребанное Дело, ты можешь сказать. Господи, но мне нужна помощь прямо сейчас.

Это не было преувеличением. Ему нужна была не только мелкая помощь. Толстый кабель разветвлялся на восемь тонких, каждый оканчивался не ушной вилкой, а набором наушничков. Если сидение на складе у Бобби было похоже на игру в русскую рулетку, то это было похоже на то, что он засунул голову в ствол пушки и попросил кого-нибудь дернуть за шнур.