– Хотел бы я посмотреть на человека, который любит эльфов. Извращенец какой-то. А вот зачем Лиасс тебя королю заложил?

– Что я полукровка? Ну, меня можно считать человеком, только если рядом люди, а в толпе эльфов это любому станет очевидно.

– А сам ты себя кем считаешь?

– Человеком, конечно, – удивился шут. – Я воспитан людьми, живу только среди людей, у меня человеческое мировоззрение, только внешность вот малость подкачала.

– А тебе на самом деле тридцать три? Эльф в твои годы мальчишкой выглядит, а тебе и побольше можно дать.

– На самом. Даже проверить легко. Спросить на ферме, когда родился Рош. Трудности старят, Маркус, а пройти коррекцию очень трудно. Я действительно едва выжил. Может, именно из-за эльфийской крови.

– А маги знают?

Шут пожал плечами.

– Мне никак не давали понять. Скорее всего, они проверили каждый день моей жизни, так что если не точно знали, то догадывались, да и уши не обрежешь, сердце не переместишь. Но понимали, что любви к эльфам я питать не могу. А почему ты считаешь, что я понимаю мотивы магов? Нет. Несмотря на то что я неплохо разбираюсь в интригах… Лена, ты умеешь интриговать?

Лена хлопнула его по макушке. Еще и дразнится. Умела бы она интриговать, разве была бы столь прямолинейной?

Они долго разговаривали, и об эльфах, и просто так, ни о чем, и о книге, над которой зевала Лена и с таким интересом читал шут, и даже об отношениях Лены и шута. Как-то само собой об этом зашла речь: Маркус опять сказал о связи, которую заметил даже он, об общей ауре – а видеть он способен только очень яркие ауры, а шут положил голову поверх собственной руки (все туда же – Лене на бедро) и вздохнул.

– Я не знаю, что между нами происходит. Честное слово, не знаю. Но не позавидую человеку… или эльфу, который решит ее у меня отнять. Или просто разлучить нас. Я его без всякой магии в порошок разотру и по ветру развею.

– А чего тут знать? – удивился Маркус. – Есть давно известное слово, которым это все называется.

– Это любовь, что ли? – легкомысленно спросил шут. – Не могу судить. Сравнивать не с чем. Но мне кажется – гораздо больше. А ты можешь?

– Откуда мне знать, что именно ты чувствуешь? Мне кажется, что ты ее любишь.

– Само собой. Я же говорю – это больше, чем просто любовь. А ты любил?

Маркус помолчал, и даже в скудном свете свечи было заметно, как потемнели его глаза.

– Любил. Даже дважды.

– Не хочешь говорить?

– Почему? Могу и рассказать. Давно это было. Любил так, что Пути забросил, даже не тянуло. Жили мы уединенно, в тихом месте: мир был неспокойный, вечно кто-то с кем-то воевал и никто толком не знал, за что и против кого. Разбойников было – не пересчитать. А мы как-то спокойно устроились, домик был в лесу, места дикие, не населенные, до ближайшей деревни два дня верхом, я туда раз в пару месяцев ездил за припасами. Нам и так всего хватало. А раз налетели… Я во двор-то выскочил, нескольких положил, да получил арбалетный болт в спину… Очнулся через несколько дней. У эльфов.

– А чего это пожалели? Или решили для назидательности – как в Трехмирье?

– Ты не понял, – вздохнул Маркус. – Не эльфы налетели – люди. Эльфы уж потом, к вечеру проезжали. Эвиана вроде тебя была, полукровка. Вокруг меня – несколько трупов, а я с мечом в руке и еще живой, хоть и без сознания. Поняли, что я ее защищал, подобрали, выходили. А Эвиану зарубили. Ладно хоть не надругались. Я жить потом не хотел. То есть и повеситься на первом суку не собирался, но и жить не хотел. Кое-как выбрался из этого.

– Долго ее помнил?

– Я ее и сейчас помню. Это давно было. Очень давно. Я уже лет восемьдесят прожил. И девять лет с ней.

– А вторая? Тоже погибла?

– Нет, вторая просто наградила меня развесистыми рогами, а потом бросила. Прихватив мой кошелек, – фыркнул Маркус. – Но я ее все равно любил. Вспоминаю, конечно, не так, как Эвиану, но без зла. Веселая она была.

Шут вздохнул.

– Детей не было?

– Была дочка. Четыре года. Эльфы их вместе… по своему обычаю. Сказали, для меня же лучше, что я их не видел. Эвиану хоть узнать было можно. А что делает удар мечом с маленькой девочкой… Почти пополам разрубили. Может, и правда хорошо, что я их не видел. Хоть живыми помню.

– Ты не мстил?

– Почему это? – удивился Маркус. – Всех выследил до единого. Руки-ноги отрубал и оставлял. То есть кому руки, кому ноги… Все равно никто не выжил.

– И почему мне их не жалко? – вопросил шут. – А тебе, Лена?

– Не жалко. Почему ты думаешь, что я буду жалеть убийц?

Лена поймала себя на том, что гладит макушку, по которой совсем недавно стукнула, а шут только что не мурлычет.

– Если б я сейчас пошел мстить, ты б меня остановила, – усмехнулся Маркус. – А за старое не судишь, верно?