– Какое у вас очаровательное платье, леди Гейдж. Не часто встретишь умную женщину, которая знает толк в нарядах.

Лучшего подхода к леди Гейдж он не мог и придумать. Долгое время она считала, что стоит неизмеримо выше скучных жен Белфордшира. Она считала себя начитанной дамой и воображала, что, будь у нее счастливая возможность, открыла бы салон, членами которого стали бы самые остроумные и даже гениальные люди столетия.

Леди Гейдж жеманно улыбнулась, завораживая Рудольфа взглядом, и, подойдя ближе, сказала:

– Мы с вами поболтаем как-нибудь. Мне кажется, у нас много общего.

– Я к вашим услугам, – заверил ее Рудольф, размышляя, удобно ли сейчас одолжить у старухи денег.

Она выглядела глупой и уродливой. Ему не составит труда убедить старую каргу, что он влюблен в нее без ума, после чего изящно обобрать. Его размышления прервал лакей, отворивший дверь, и они прошли в освещенный зал, где оставили верхнюю одежду. Затем, громко выкрикивая имена, их пригласили пройти к хозяйке, ожидавшей в парадной гостиной. Там уже собрались гости, как и предполагал Рудольф, в основном пожилые – он называл их про себя дворцовыми святошами. Пэнси он увидел в другом конце комнаты, беседующей с архиепископом Кентерберийским. Рудольф поспешил к ней. Он подумал, что сегодня она выглядит еще более очаровательной в платье из серебряной парчи, украшенном крохотными жемчужинками. На шее – нитка жемчуга. Рудольф подумал, что он очень дорогой, но мгновенно забыл о деньгах, взглянув в глаза кузины, которая приветствовала его легкой улыбкой. Он поднес ее руку к губам, рука была холодна и безучастна. Пэнси, должно быть, сердится на него за то, что произошло днем, решил Рудольф. Именно тогда его посетило чувство, ранее ему незнакомое, в котором смешались любовь, уважение и восхищение, чувство, близкое к обожанию.

Самое удивительное, что Рудольф страшно боялся гнева девушки. Он готов был упасть на колено и поцеловать краешек платья Пэнси. И тут в нем вдруг возникло желание, настолько сильное и неудержимое, что Рудольф решил: он преодолеет любые преграды, но Пэнси будет принадлежать ему и только ему, он будет обладать ею любой ценой.

Она была такая маленькая и хрупкая, что, сжав ее в объятиях, он мог бы, казалось, силой заставить Пэнси пообещать ему то, чего так жаждал получить. И все же, несмотря на необъяснимую уверенность, Рудольф выдавил обычные слова приветствия и услышал в ответ не менее банальные фразы.

– Я должен встретиться с вами наедине, – отважился наконец Рудольф.

Он говорил так тихо, что только Пэнси могла его расслышать.

– Зачем? – спросила она ледяным тоном, как бы предупреждая, что не следует продолжать.

– Я должен вам сказать что-то очень важное. Давайте встретимся после приема в королевском саду или где вам будет угодно, только наедине.

Он увидел, как в глазах ее вспыхнула ярость.

– Кузен Рудольф, вы забываетесь! У меня нет привычки встречаться с молодыми людьми ни в личном саду их величеств, ни в любом другом месте.

Слова эти причинили ему такую боль, что он, сам того не желая, выпалил:

– Вы предпочитаете встречаться с ними в Стейверли?

Кровь прилила к щекам Пэнси, но она продолжала смотреть ему прямо в глаза, потом, не сказав ни слова, повернулась спиной, подошла к тетушке и встала рядом.

Она решила таким образом показать, что у нее есть защита, понял Рудольф. Тем не менее он не сожалел о своих словах. Пэнси должна принадлежать ему, он так решил, и, что бы там она ни говорила и ни делала, значения не имело – она станет его женой.

Рудольф даже не пытался задержать Пэнси, остался стоять на месте и теперь наблюдал за ней, надеясь смутить взглядом. Он чувствовал себя так, словно в первый раз вышел на охоту. Рудольф всегда считал охоту скучным занятием, правда, однажды и он испытал азарт – когда начал подкрадываться к великолепному оленю. Жажда убийства захватила его, хотя он прекрасно знал, что зверь никуда от него не денется. Такое же чувство испытывал сейчас, наблюдая за Пэнси. Она может бороться с ним, но все ее попытки уйти от него тщетны. Он победит, и ей придется ему отдаться. Рудольф так увлекся своими мыслями, что не заметил, как тетушка, беседуя с одним из его приятелей, оказалась рядом.

«Графиня Дарлингтон больше, чем всегда, походит на хищную птицу», – подумал Рудольф.

Действительно, глубоко посаженные глаза графини делали ее нос похожим на клюв. Белокурые волосы украшали пурпурные ленты, такого же цвета было и платье, но кожа, как старый пергамент, резко контрастировала с туалетом. Бриллианты на шее и запястьях сверкали так же, как ее глаза, – умные и проницательные, они, казалось, смотрели на Рудольфа точно на некое диковинное существо.

По отношению к тетушке Рудольф никогда не испытывал чувства вины, и все же в ее присутствии ему было не по себе. Казалось, она всматривалась в его лицо, стараясь проникнуть во все его тайны, хотя что это за тайны, он и сам пока не представлял.

– Ну что скажешь, Рудольф? – неторопливо и немного резко спросила тетушка, и он, почувствовав себя смущенным и неуверенным, как ученик, ответил:

– А что вы хотите услышать, тетя Энн?

– Ты сам прекрасно знаешь, – ответила леди Дарлингтон, но, увидев его искреннее недоумение, добавила: – После твоего ухода Пэнси плакала. Чем ты расстроил ее?

Рудольф сделал руками жест, как бы снимая с себя ответственность, а потом решил поговорить с тетушкой откровенно, не скрывая больше своих намерений.