– Но это правда, – запротестовала Пэнси. – Разбойник, вернее, два разбойника остановили карету, и один из них вызвал на дуэль мистера Драйсдейла, и тот был убит.

Она не смогла заставить себя сказать слова «мой муж», это было выше ее сил.

– Дуэль, конечно, не убийство, – вздохнул судья. – Но против вас выдвинуто совсем другое обвинение. Утверждается, будто нападавшие были отнюдь не разбойники, а головорезы, которых вы наняли, чтобы избавиться от мужа и завладеть его деньгами.

– Это ложь, – возразила Пэнси. – Я вышла замуж за мистера Драйсдейла тайно, по его требованию, и, как я вам уже объясняла, согласилась на брак только потому, что не видела другого способа спасти жизнь брата. Он подло обманул меня, о чем я узнала только после замужества.

– А кто дал вам эти сведения?

И снова Пэнси замолчала, не осмеливаясь ответить на вопрос. Она отлично понимала, насколько фантастично звучал бы ее рассказ, и разделяла страхи мистера Добсона. Ей действительно никто не поверит.

Скажи она, что разбойник – ее кузен, это больше бы походило на правду. Кто еще так тяжело переживал смерть Ричарда? Кто мог рисковать собственной жизнью, чтобы ее освободить? Но если бы она представила все в таком свете, Люция обвинили бы в убийстве, что побудило бы власти с еще большим рвением взяться за его поимку. С какой стороны ни посмотри, она оказалась в безвыходном положении. Словно почувствовав, какая буря бушует в груди Пэнси, мистер Добсон произнес усталым голосом:

– Если вы не будете со мной откровенны, миледи, должен сказать, мне будет очень трудно вам помочь. Мне нужно выстроить защиту, представить также краткое изложение дела. Если я не буду знать всех подробностей, весьма вероятно, в суде нам противопоставят свидетельства, каких мы не ожидаем, или попытаются доказать, что мы не точны в самом начале дела, а это настроит против нас присяжных, и решение они вынесут не в нашу пользу.

Доводы адвоката были разумны, но Пэнси не осмеливалась открыть всю правду о событиях той ужасной ночи. Разве можно кому-нибудь объяснить, что она инстинктивно доверилась Люцию, когда тот, заглянув в карету, увидел ее, заплаканную, прижимавшую к груди тельце Бобо? Разве кто-нибудь поверит, что разбойник, грабитель с большой дороги, ни на мгновение не показался ей страшным, и она с радостью вручила судьбу в его руки, а он спас ее от ужаса и унижения жизни с негодяем?

Все это больше было похоже на сказку. «Мистер Добсон прав – ни судья, ни присяжные не поверят ни единому слову», – подумала Пэнси. Она обречена, и ей вдруг стало все безразлично. Ужас, пережитый по дороге в тюрьму Ньюгейт, оставил в душе такой след, что она считала – хуже быть не может. Когда ее везли в карете из дворца, она оцепенела, все происходило точно во сне. Крики, испуг, изумление гостей, возмущение тетушки – все словно доносилось издалека, она слышала голоса, но не понимала, о чем речь. Заплаканная Марта принесла плащ и набросила ей на плечи, Пэнси поцеловала ее, не проронив и слезинки. Говорить она не могла, слова прощания так и не слетели с губ. Молча покинула она тетушкины покои, только стук солдатских башмаков по отполированному до блеска дубовому полу продолжал эхом звучать у нее в ушах, когда шла по лестницам и коридорам в сопровождении охраны к воротам дворца.

К счастью, людей в это время было немного, однако и немногочисленные свидетели с любопытством наблюдали за Пэнси. Она боялась, что ее заставят идти к тюрьме пешком, ей доводилось наблюдать, как толпа глумилась над заключенными, забрасывая их гнилыми овощами. Она бы умерла от стыда, случись с ней такое.

Пэнси почувствовала облегчение, оказавшись в карете. Сэр Филипп Гейдж и двое солдат тоже последовали за ней, охранники сели спиной к лошадям.

Королевский судья чувствовал себя неловко. Напыщенность, с которой он произносил речь перед тетушкой и гостями, уступила место смущению. Теперь, оставшись один на один со своей жертвой, исключая охрану, сэр Филипп превратился просто в мужчину, который оскорбил даму благородного происхождения, занимавшую более высокое, чем он, положение в обществе.

Похоже, ему было трудно поверить, что это хрупкое нежное создание и есть убийца. Серьезные большие глаза, дрожащие детские губы заставили бы любого, даже самого бесчувственного, мужчину ощутить себя подлецом, и сэра Филиппа, в чьем сердце нашлось бы место для любой хорошенькой женщины, внезапно охватило смятение.

Выйдя от леди Кастлмэн, он чувствовал себя рыцарем в сверкающих доспехах, отправляющимся мстить за подлый поступок. Тонкая лесть, которой окутала его Барбара, взывая к мужественности, подняла его в собственных глазах на недосягаемую высоту. Но теперь, арестовав девушку, о которой ему рассказали такие страшные вещи, он чувствовал себя негодяем, нечаянно раздавившим певчую птичку или замучившим пушистого персидского котенка, способных совершить преступление не более, чем грудной младенец.

Его волнение усилила сцена, происшедшая в Ньюгейте. Когда железные двери тюрьмы раскрылись, пахнуло отвратительным смрадом и послышались крики несчастных заключенных.

Увидев узников Ньюгейта, Пэнси ничего не сказала, но кровь отхлынула от ее лица. Обнаженные до пояса женщины громко бранились с тюремщиками, дрались, расцарапывая друг друга до крови. Мужчины прикованы к стене цепями, вросшими в тело так, что зловоние гниющих ран было непереносимо.

Только несколько фонарей мерцало во тьме, беспорядок и полумрак превращали это место в ад, и Пэнси инстинктивно прижалась к сэру Филиппу, словно ища защиты у человека, приговорившего ее к этому ужасу. Резким, повелительным тоном, стыдясь самого себя, он приказал надзирательнице отвести их в лучшую часть тюрьмы, где богатые заключенные могли откупить себе приличное временное жилье. Однако даже самые «изысканные» тюремные помещения не шли ни в какое сравнение с теми, где Пэнси жила всю жизнь. Надзирательница отворила дверь и показала им гостиную и спальню с окнами на улицу, заметив со смешком, что это помещение прямо-таки королевское. После увиденных ужасов Пэнси готова была с ней согласиться, но маленькие тесные комнатки с низкими потолками, крошечными оконцами и грязными голыми стенами не радовали.

– Можете заказывать еду в городе, – мрачно сказал сэр Филипп, – здесь будут рады обслужить вас за несколько шиллингов.

– Благодарю, – ответила Пэнси.

Это было первое слово, произнесенное ею с тех пор, как они уехали из дворца.

– Завтра, разумеется, вы встретитесь со своим адвокатом, – продолжал сэр Филипп. – Думаю, можно будет устроить, чтобы к вам приходили посетители.

– Благодарю…

Пэнси склонила голову, откинув капюшон накидки, а когда подняла ее, пламя свечи осветило белокурые волосы, обрамляющие несчастное бледное лицо. Не отдавая отчета в своих действиях, Филипп Гейдж шагнул к ней и взял за руку.