Лика пить отказалась. Видя такое дело, отказался и Ромка. Лёша с ухмылкой оглядел обоих поверх поднятого в тосте колпачка.

– Жива-ая… – мечтательно промычал он, уставив на Лику мутные охальные глаза. – Теплая…

А вот это Ромке совсем не понравились. В стриженой лопоухой голове немедленно закопошились нехорошие подозрения.

Лёша Баптист взглянул на изменившееся лицо юного собутыльника – и развеселился окончательно.

– Нет, но как вы, говорят, с ментом из «конуры» драли! – Лёша хлопнул себя свободной рукой по коленке и разразился похожим на кашель смехом. Полупрозрачная пиалушка загуляла, запрыгала вместе с ладонью. – Я, пока слушал, чуть не помер… Да ты не обижайся! – Лёша подался к выпрямившемуся было Ромке и похлопал по плечу. – Традиция, Ром, ничего не попишешь. Обычай… Думаешь, меня, что ли, не пугали, когда прилетел? Ещё как! Веришь, в окно выскочил – с третьего этажа!..

– И чего? – несколько ошалев, спросил Ромка.

– А ничего. Окна – это ведь те же скоки. В какое ни выпрыгни – бац! – и опять стоишь у первого подъезда… Но я-то ведь, когда прыгал, ещё не знал!

– Ни фига себе! – подивился Ромка. – Мы хоть – по лестнице… – Он снова вспомнил жуткую куклу Машу и невольно покрутил головой. – Да-а… от такой и в окошко прыгнешь…

Лёша Баптист, успевший к тому времени поднести колпачок к оттопырившимся губам, вздрогнул, расплескав около трети содержимого пиалушки, и уставился на Ромку. Несколько секунд ел его глазами, потом насупился, крякнул и с самым мрачным видом вылил остатки зелья в рот.

– Когда Лёша выпрыгивал из окна, – хрустальным голоском пояснила Лика, – куклы Маши ещё в природе не было.

При этих словах у Лёши водка остановилась в горле. Страшным движением кадыка загнав её в пищевод, он воззрился теперь на Лику. Та, ничуть не смутившись, ответила ему безмятежным взглядом ясных серых глаз.

Ромка моргал, силясь понять суть происходящего. Пока было ясно лишь то, что Лика нарочно дразнит Лёшу Баптиста и что это каким-то образом связано с безликой куклой Машей, которая, оказывается, завелась в пятиэтажке совсем недавно… В отличие от тупого мента Василия, Ромка впитывал сведения с жадностью губки и в новую жизнь вписывался прямо-таки стремительно. Хотел выспросить о кукле поподробнее – и не успел. В каком-нибудь десятке метров от завалинки прямо из воздуха один за другим возникли два пушистых зверька. Завидев людей, замерли.

– Во блин! – изумился Ромка. – Так они что, тоже так умеют?

– Чего тут уметь-то? – сердито буркнул Лёша. – Скок он и есть скок. Штука нехитрая…

– А вдруг они тоже… Ну… разумные?

Лёша осклабился и тряхнул головой. Во даёт, дескать. Потом развязал бурдючок и снова наполнил свою посудинку. Что-то, видать, затеял. Встал и осторожно двинулся к попятившимся лупоглазым побирушкам. Поставил колпачок на пол, отступил. Зверьки, возликовав, кинулись к добыче, но вовремя учуяли сивушные масла и шарахнулись, вздыбив пушистую седую шёрстку. Воздух взорвался гневным чириканьем.

Лёша Баптист, весьма довольный собой, назидательно воздел толстый указательный палец и оглянулся на Ромку.

– Во, – сказал он. – Понял? И сразу всё ясно. А ты: разумные, разумные…

С этими словами Лёша снова приблизился к пиалушке, поднял её и торжественно осушил.

– А они кто? – спросил Ромка, указав глазами на возмущённых зверьков.

Лёша закусывал – высасывал сиреневую капсулу и, стало быть, ответить не мог. Ответила Лика.

– А это, Рома, такие существа, – весьма мелодично вымолвила она, – что, вот если станешь вроде Лёшеньки, то с кем-нибудь из них обязательно поменяешься душами. Будешь в шерсти ходить и тюбики выпрашивать.

Лёша Баптист чуть не проглотил капсулу. Вскочил и швырнул полупустую оболочку об пол.

– Ты знаешь что?.. – плаксиво закричал он. – Ты много-то на себя не бери! Ишь! Лучше всех она! Девочку, понимаешь, из себя строит!.. Ремешок этот кто тебе сплёл?!

Беседа на глазах перерастала в ссору. Хмель – словно отшибло. Как здесь надлежит поступать в подобных случаях, Ромка не знал и поэтому растерянно оглянулся на Лику. Серые глаза девушки нежно сияли. Чуть ли не с любовью смотрела она на Лёшу Баптиста.

– Рома, – всё так же мелодично проговорила Лика и встала. – У тебя молоток твой рядом?

– Тут, – растерянно отозвался Ромка, нашаривая инструмент.

– А вот посмей только! – заорал Лёша, стискивая кулаки. – Лика, стерва! Я тебе за мою завалинку не знаю что сделаю!..

Ромка понял уже, что к чему, тревога сгинула, и он вновь почувствовал себя пьяным и бесшабашным.

– За стерву ответишь, – сообщил он, поднимаясь и поигрывая зеркальной своей кувалдочкой.

Лёшу мигом прошиб цыганский пот.

– Ром! Ром, ты чего? Ты… Не надо, Ром! Ну прошу тебя…

Ромка попятился. У Лёши, здорового мужика, тряслись губы, глаза жалобно выкатывались, мощные ручищи лапали мутный целлофан на выпуклой груди. Зрелище жалкое и, честно говоря, страшноватое.

«Ну я крутой, в натуре…» – выпрыгнула мысль.

– Ром, ну вот этими вот руками! – Чуть не плача, Лёша растопырил пятерни и потряс. – Веришь? От самого угла ломом кантовал…

– Извинись, – надменно обронил Ромка.

Лёша весь скривился, как после хорошей стопки, покряхтел, потоптался и наконец повернулся к Лике.