Шрифт:
В каждом взводе по ручному пулемету. «Ружье-пулемет системы Бертье – Федорова [33] образца 1914 года» со складными сошками под стволом и вертикальным рожком магазина сверху. Сделано грубовато, но в целом неплохо.
Кое-кто из солдат вооружен дробовиками. Обладатели «траншейного ружья Браунинга модели 1905 года» [34] выделяются «охотничьими» патронташами крест-накрест, дополнительной гранатной сумкой и кинжалом-бебутом вместо штыка.
33
Авторская фантазия. На самом деле предложенная генералом Адольфом Бертье в 1908 г. модель ручного пулемета во всем мире никого не интересовала до 1917 г. И только опыт Первой мировой подвиг США (!) развернуть производство.
34
Укороченный вариант охотничьего ружья.
До нормативов образца 1945 года, конечно, далековато, но для 1917-го – мечта…
Может быть, я чего-то не понимаю, но, по моему скромному мнению, подобный прорыв в организации армии и обеспечении ее вооружениями без какого-либо «постороннего» вмешательства абсолютно НЕВОЗМОЖЕН. Даже учитывая ту самую «роль личности в истории», которую у нас сыграл Николай II Кровавый, а здесь исполняет Александр IV Реформатор.
Я настолько погрузился в размышления по данному вопросу, что прослушал всю «торжественную» речь командира роты и очнулся только после команды «разойдись».
У меня появился ординарец.
Вообще-то, в теории, у каждого офицера должен быть денщик – нестроевой солдат, который в атаки не ходит, а занимается хозяйством командира. Знаменитая военная реформа 1908 года, не перестающая меня удивлять, несколько урезала офицерские привилегии. Теперь денщик полагался не по званию, а по должности. Командиру роты – положено, а мне вот – не положено.
Поэтому у меня – ординарец.
Ординарца мне «родил» Лиходеев после того, как «тройной Казимирский» приказал ему это сделать. Буквально так и сказал:
– Лиходеев, где хочешь, но роди господину прапорщику ординарца!!!
– Слушаюсь, вашбродь!!! – гаркнул бравый фельдфебель и, четко повернувшись через левое плечо, рысью унесся к палаткам личного состава – «рожать».
Через четверть часа он вернулся, притащив на буксире долговязого темноволосого парня с ухоженными маленькими усиками на курносом лице.
– Савва Мышкин, Кондратьев сын! – отчеканил «новорожденный», вытягиваясь передо мной во фрунт.
Родом Савва был из города Мышкина Ярославской губернии. С двенадцати лет в Москве. Сначала мальчиком в лавке, потом помощником приказчика. На ответственную должность был выбран Лиходеевым за сметливость, прошлые умения и добрый характер.
Хороший паренек. Мне понравился.
3
Командир батальона Иван Карлович Берг приказал провести в ротах полевые занятия и стрельбы. Как мне потом шепнул подпоручик Литус, младший офицер 9-й роты, обычно комбат так реагировал на какой-либо непорядок по службе. В данном случае катализатором послужило то, что повозка с обедом из офицерской столовой опоздала на полчаса.
Обед привозили прямо в судках к штабу батальона, где собирались все офицеры. Ели за вкопанным в землю большим дощатым столом под парусиновым навесом. Солдаты питались от полевых кухонь, каждая рота отдельно, по месту расквартирования.
Сегодня полковые кашевары припозднились, поэтому начальство решило пресечь расхлябанность, но почему-то именно в наших рядах.
Рассевшись за столом, офицеры принялись за еду, приправляя и без того вкусные блюда приятным разговором.
Я с удовольствием пообщался с уже упомянутым Генрихом Литусом – румяным блондином со светлым пушком на верхней губе, подразумевающим усы. Мы как-то очень быстро познакомились и перешли на «ты».
– Скажи, Генрих, а что Берг подразумевает под «занятиями»?
– Дадут пострелять по мишеням, по две обоймы на ствол. Стрелять надобно поотделенно, без пулеметчиков – они занимаются сами. Потом проверка состояния оружия, снаряжения, обмундирования. – Подпоручик пожал плечами. – Не знаю, Саша, что тебе еще сказать. Может быть, потом батальонный результаты стрельб спросит. И все!
– А если не спросит?
– Не спросит сам – пришлет адъютанта. Он запишет – и тогда совсем все!
– Хм. Понятно…
– Что понятно?
– Понятно, что ничего не понятно! – вздохнул я.
Глаза у Литуса округлились, он покраснел, с трудом проглотил очередной кусок гуляша и захихикал, прикрывая рот рукой. В общем-то обычный для моего времени грустный каламбур вызвал весьма бурную реакцию.
Впрочем, реакцию вполне ожидаемую.
Я очень быстро оказался в полку в записных остряках. Этому способствовало то, что, зная массу шуток и анекдотов из своей прошлой жизни, по неизменной привычке очень часто применял их в качестве присказок или комментариев. А поскольку в большинстве случаев все эти приколы были моим сослуживцам внове, просьбы рассказать какую-либо соответствующую случаю шутку случались довольно часто.