– Господа офицеры… – Капитан Берг стоял во главе стола в свежевырытом и укрепленном блиндаже – штабе батальона. – Нам предстоит окопаться и ждать подхода частей Сороковой дивизии или иных изменений обстановки. Наступать через открытое поле на хорошо укрепленную линию обороны в лоб – это самоубийство. Тем более что, по данным разведки, в старом замке расположился артиллерийский парк противника. На нашем участке нет путей сообщения, кроме узкоколейки, чем затруднено снабжение, пополнение и поддержка сил второго эшелона. Поэтому, рассмотрев диспозицию, в штабе корпуса изменили план наступления, и теперь нашей дивизии предписано занять оборону. Батальон располагается штатно – фронтом по двести пятьдесят саженей на роту. В первой линии – одиннадцатая и двенадцатая роты, девятая и десятая – в резерве. Вопросы?

– Ну то, что нас в атаку не погонят, это новость хорошая, – задумчиво произнес штабс-капитан Ильин. – И что же теперь? Конец наступлению?

– Отнюдь! По последним данным, части Первого Ударного корпуса и части Двадцать третьего и Двадцать пятого армейских корпусов прорвали участок германского фронта шириной около тридцати километров и вышли на оперативный простор. В прорыв по тылам противника брошены три кавалерийских и одна казачья дивизия. Части Первой Ударной дивизии ворвались в Торн. В свою очередь, части Второго армейского корпуса прорвали оборону противника восточнее нашего участка и продвигаются вдоль железной дороги на Дойче-Эйлау.

Мы лишь потрясенно молчали.

– Ура, господа! – наконец подал голос очнувшийся от ступора Казимирский.

– Ура!

– Ура-а-а-а-а!!!

– Сумасшедший успех! Невероятно! – Ильин приложил ладонь ко лбу. – Но, черт возьми! Как? Как, Иван Карлович?

– Концентрация наших войск оказалась для противника полнейшей неожиданностью. Немцы перебросили все резервы во Францию. Там под Аррасом и Камбре сейчас жуткая мясорубка. А наша Девятая армия нанесла отвлекающий удар в направлении Бреслау. Так что тевтонам пока не до нас.

– И все же…

– Кроме того, по слухам, было применено новейшее оружие – «бронеходы». Это самоходная бронированная крепость на гусеничном ходу, – продолжил Берг. – Нечто подобное применили англичане на Сомме в шестнадцатом году. В журнале «Нива» об этом писали.

– А! Припоминаю! Так называемая «лохань» [53] , или, если по-английски, «танк»?

– Именно так!

– Для меня эффект от данной новинки сомнителен, но раз вы говорите… – Ильин покачал головой.

– Надеюсь, теперь всем понятна необычная филантропия нашего командования?

– В свете вышеизложенного? Да! Несомненно!

– Прекрасно! Исполняйте!

– Один вопрос, господин капитан! – вмешался молчаливый и рассудительный поручик Щеголев. – А что же наши соседи?

– Остановлено наступление дивизии! Так что потрудитесь состыковать правый фланг с Сибирским гренадерским.

– Слушаюсь!

– Все свободны. Жду вас к ужину!

Круто, однако, наши с немцами обошлись. Теперь если они не отведут свои войска от Штрасбурга, то окажутся в окружении.

Действительно, успех просто сумасшедший.

Надо же – с ходу взяли Торн. А Торн – между прочим, это крепость на Висле. И то, что наши войска ее вот так вот неожиданно захватили, – признак растерянности германского командования.

Такого мощного удара с применением новейшего оружия, авиации и специально сформированных ударных частей противник не предвидел, а его разведка банально прощелкала.

Интересно, что они теперь будут делать?

Быстро перебросить достаточное количество войск с запада – не получится. Прорываться на восток силами двух армий – не имеет смысла. Значит, будут обороняться и контратаковать, ожидая подкреплений.

Размышляя о стратегии, я чисто механически хлебал густую селянку с картошкой и копченостями, поданную на ужин.

Заметив мою отстраненность, Генрих Литус поинтересовался:

– О чем мечтаешь, Саша?

– О победе над Германией и о том, чтобы поспать, – честно ответил я.

– Именно в таком порядке?

– Нет, что ты! В первую очередь – о «поспать», а после того, как высплюсь, можно и Германией заняться…

Ранним утром меня разбудила канонада, доносившаяся с немецкой стороны.

Спал я в блиндаже-новоделе, разделенном на две половины – для меня и ротного.

– Ну что там за шум? – послышался из-за перегородки голос Казимирского. – Епифан! Епифа-а-ан! – окликнул он своего денщика. – Где тебя черти носят?

Я откинул шинель, сел на своей походной кровати и стал приводить одежду в порядок. Застегнул рубаху, натянул бриджи и стал наматывать портянки, а там и до сапог дело дошло. Накинув китель, я вышел из блиндажа в ход сообщения. И сразу же налетел на несущегося мне навстречу Савку с ведром в руках.